Устроившись в постели, она взяла меня за руку.
— Я знала, что я нездорова, — сказала она шепотом. — Знала давно. Я часто чувствовала слабость и эти странные, неожиданные боли… Но я так боялась пойти к врачу! Одинокой женщине очень страшно болеть. И потом… Я не могу сказать, что я бедна, У меня есть небольшой капитал, оставленный в наследство отцом. Боже мой, его так легко потерять! Как же я буду тогда жить?
— Помилуйте, ведь вы же художница, у вас есть профессия…
— Что вы! — Она показала головой. — Живописью можно заниматься, только если у вас есть капитал или вы где-то служите, имеете другую специальность. Человек, как правило, не может прожить на деньги, которые дает искусство. Это я знаю.
— Ну, теперь вам уже вырезали ваш аппендикс, и вы можете успокоиться. Самое страшное позади.
— О, если бы это было так! — сказала она, словно умоляла кого-то, невидимого мне. — Если бы это было так! Но мне все время кажется, что самое страшное впереди. Я боюсь… — Она потянула меня к себе слабой, горячей рукой. — Я боюсь… — повторяла она шепотом. — Если бы вы только знали, как я боюсь, что у меня что-то ужасное, неизлечимое… Рак! — сказала она одними губами, и я увидела на ее лице ужас.
— Перестаньте выдумывать. У вас был самый банальный аппендицит, и все. Только немного запущенный. Очень хорошо, что вы от него избавились.
— Нет, нет! — торопливо сказала она. — Этого никто не может знать!
— Послушайте… — Я погладила ее по руке. — Через несколько дней вы вернетесь в гостиницу. Но если вас мучают страхи… Я могу рассказать об этом врачу, и вам, для вашего спокойствия, сделают здесь все исследования.
Но едва я пыталась подняться, как миссис Аллеи снова хватала меня за руку, и я чувствовала, как эта худая, как куриная лапка, рука дрожит. Я смогла уйти только тогда, когда она наконец уснула.
Маргарет Аллен лежала на спине, чуть отвернув голову. Плотно сжатые веки вздрагивали. Но даже во сне лицо ее было испуганным и печальным.
Прошло несколько дней, и я услышала в телефонный трубке знакомый голос. Моя английская знакомая восторженно сообщила, что у нее оказалось все в порядке и она скоро выписывается из больницы. Прошло еще две недели, и раздался звонок уже из гостиницы. На радостях я пригласила художницу к себе домой пообедать.
Открыв дверь, я увидела перед собой прежнюю Маргарет Аллен, подтянутую, с подкрашенными розовой помадой губами и безупречной прической. Только теперь на ней была кокетливая, похожая на кастрюльку шляпа, а гороховый джемпер заменила красная пушистая блуза с большим вырезом.