Шантаж чудовища (Карр) - страница 86

Как любой подонок, который сталкивается с кем-то, кто сильнее или больше его, он весь сжимается на кровати, закрыв свое ужасное лицо руками.

И мне так хочется этого извращенца спровоцировать, чтобы потом выбить из него все дерьмо. Вообще-то, мне хочется придушить его своими голыми руками. Из всего, что имеется в мире ужасного, больше всего я ненавижу педофилов, причиняющих боль невинным, беспомощным детям. Поэтому тяжело дыша я стою над ним, пытаясь все же контролировать себя, пока краем глаза не замечаю движение в дверном проеме. Я поворачиваюсь в ту сторону.

Там стоит мать Челси и молча смотрит на открывшуюся перед ней картину. На ее лице витает странное выражение. Челси на с трудом передвигающихся ногах, делает несколько шагов к ней, ее мать тут же отступает в коридор. Я пытаюсь выбрать стоит ли мне хотя бы один раз двинуть по лицу этого ублюдка, ее дедушки, или же стоит последовать за Челси.

Я принимаю решение — последовать за Челси, ей я нужнее.

Во мне бушует такая ярость, что если я начну с дедушки, то сегодня состоятся еще одни похороны, а меня посадят за убийство. Я напоследок еще раз кидаю убийственный взгляд на ее деда и выхожу за Челси в коридор. Я тут же хватаю ее за руку, пытаясь хоть таким образом успокоить. Она останавливается. Я обнимаю ее за плечи, чувствуя, как она трясется всем телом, но она не вздрагивает и не шарахается в сторону от моих объятий.

Возможно именно сейчас она наконец расскажет своей матери, что на самом деле происходило все ее детство здесь, и именно в такой напряженный момент, мне хотелось бы, чтобы она чувствовала мою поддержку, чувствовала со мной себя в безопасности. Ее мать должна услышать правду. Челси останавливается перед матерью.

— Ты знала! — внезапно резко говорит Челси. Ее глаза наполняются гневом и болью, не говоря уже о слезах.

Что? Я до такой степени потрясен ее словами, что замираю на месте, напрягаясь всем телом. Я не ожидал такого услышать. И все же. В этом есть некий смысл.

Ее мать смотрит на Челси, как на совершенно пустое место. Затем она отворачивается и подходит к закрытой двери в другую комнату. Я не знаю, чем все закончится, но Челси выбирается из моих объятий и несется за ней. Я не отстаю ни на шаг. Ее мать уже вошла в спальню, видно, дедушки и бабушки.

Я останавливаюсь в дверях. Если я понадоблюсь Челси, мне хочется быть рядом.

— Как ты могла пойти на это! Ты знала правду все это время. Ты убила Джеймса. Ты заставила всех поверить, что он педофил, хотя знала, что это не так. Я говорила тебе, что он не дотрагивался до меня, и ты знала, что так оно и было, да? Ты готова была упечь себя в тюрьму, чтобы я оказалась здесь! Ты никогда нам с папой не рассказывала о бабушке и дедушке. Боже мой, теперь понятно, почему ты никогда не рассказывала о дедушке. Ты знала, что он педофил, что он будет надругаться надо мной также, как и в свое время над тобой. И ты засунула меня сюда. Ты бесконечно говорила оставаться с твоими родителями. Каждый раз, когда бабушка приводила меня к тебе, ты говорил одно и то же. «Будь хорошей девочкой с бабушкой и дедушкой. Оставайся с ними, пока меня не выпустят». Ты хотела, чтобы я оставалась здесь с ним! Ты хотела, чтобы я страдала и подвергалась насилию, — кричит во весь голос Челси.