Она перечитала письмо.
«Переигрывают» [решила пояснить она] – это когда актер уходит в глубь сцены (подальше от зрителей), так что тебе приходится идти за ним или подавать ему реплики, стоя спиной к залу. Пожилые актеры все время так делают – наверное, стараются привлечь внимание. Один из них когда-то выступал в мюзик-холле и на репетициях просто бормочет текст себе под нос. Он довольно толстый и, если не занят на сцене, спит на трех стульях.
Когда же ты теперь получишь отпуск? Мы сможем увидеться? Я задействована только в трех пьесах. Может, оставят подольше, хотя вряд ли, так что мне придется ехать домой [она чуть не написала «и заниматься какой-нибудь скучной военной работой», но засомневалась: а вдруг он с ней не согласен?] и выучиться чему-то полезному.
Ты читал Ибсена? Я читаю «Росмерсхольм» и «Кукольный домик». Он и вправду понимал, насколько тяжело тогда было женщинам – им не позволяли ни работать, ни строить карьеру. У него такой современный язык, что я даже не сразу поняла, как давно он писал – ну, достаточно давно. Знаешь, когда его пьесы впервые стали играть в нашей стране, то они вызывали большой скандал – однако при этом не особенно цепляют людей вроде моей мамы или тетушек. Кстати, я познакомилась с Альфредом Уорингом – он первый ставил Ибсена – и Шоу тоже. Он живет со свирепой экономкой в миленьком, полуразвалившемся доме, только он почти глухой и трясется, так что поговорить толком не удалось. К тому же я заметила, что экономке не нравится мое присутствие, поэтому я пробыла там не больше получаса. Именно от него я и узнала, что Ибсена воспринимали в штыки – не то что Шоу. Мне кажется, он хотел, чтобы его именно так и воспринимали.
На этом я заканчиваю [ее потянуло в сон] – и так вышло слишком длинно и скучно.
Внизу страницы она приписала:
«Если вдруг получишь отпуск в ближайшем будущем, можешь приехать сюда и остановиться в отеле – я легко забронирую тебе номер».
Впрочем, она тут же пожалела о своем приглашении: лучше бы он увидел ее в более приличной роли, чем эта дурацкая Этель.
Письма к Стелле были куда откровеннее: в них она подробно обсуждала тему выбора между лапаньем стариков с мерзким запахом изо рта и систематическими изнасилованиями у реки в исполнении юных чехов, наверняка не понимавших ни слова. Эта перспектива ее всерьез пугала: в конце концов, шесть дней в неделю – и даже с учетом двойного летнего времени к пяти было уже темно, и на улицах Стратфорда воцарялась мертвая тишина.
«Ты боишься [писала Стелла в ответ], и я тебя вполне понимаю. Видимо, придется терпеть старых распутников – однажды они тебе и вправду могут понадобиться. Я бы на твоем месте выучила парочку резких фраз на чешском – так, на всякий случай. Бедная Луиза! Какую сомнительную профессию ты выбрала! Актрисы всегда считались легкой добычей, тем более что Европа сильно отстает от нас в плане морали. Хочешь, я приеду? Пустишь меня к себе на скрипучую кровать? У меня совсем нет денег. Отец считает, что нехватка денег закаляет характер – к нему, разумеется, это не относится».