Раздираемый внутренней борьбой, Эдмон де Латур хранил молчание. Он не решался так сразу раскрыть Амелии планы, которые строили они с супругой, будучи уверенными в том, что императрица их одобрит.
– Государыня решила помочь вам, Амелия. Я уверен в том, что она подумала и о судьбе вашего ребенка. Она – мать, женщина с золотым сердцем, которая страдала от того, что не имела возможности заботиться о своих детях. Я узнал об этом от поверенного моего отца. Весной и осенью он отправлялся в Вену. А слуги везде болтливы, что во Франции, что в Австрии. Наш поверенный много чего слышал. Рассказ о несчастьях императрицы тронул меня. Я был всего лишь десятилетним мальчиком, однако мог представить, как суровая эрцгерцогиня София лишает прекрасную молодую женщину радостей материнства.
Теплые, нежные интонации низкого и глубокого голоса маркиза убаюкивали Амелию. Взволнованная, она склонила голову набок.
– К счастью, ее величество смогла сама воспитывать Марию Валерию, – тихо сказала она. – Я благодарю вас за слова утешения, месье, но как быть с тем, что сказала ваша супруга? Она говорила мне о бадинаж, и я не поняла, что она имела в виду.
Эдмон собирался ответить, однако его прервали проходившие невдалеке две юные девушки; что-то напевая, они углубились в полумрак парка. Их светлые платья напоминали причудливые цветы, словно по волшебству возникшие под кронами деревьев. Внезапно они, резко развернувшись, направились назад, туда, где веселились гости.
– Боже мой, эти барышни, должно быть, увидели нас! – разволновалась Амелия. – Мы повели себя непристойно, уединившись здесь вдвоем.
– Мне плевать на мнение других людей, если моя совесть чиста, – ответил маркиз. – Бадинаж, моя милая, – то же, что и шутка, то есть когда о чем-то говорят несерьезно, не придавая этому особого значения. Французы этим пользуются и даже злоупотребляют. Прошу вас, не бойтесь, не плачьте тайком, закрывшись в вашей комнате. Да, как хозяин поместья, я ваш защитник. И я лицемерил бы, если бы утверждал, что вы, такая красавица, мне не нравитесь. Знаете ли, шампанское мне тоже нравится, и белые розы, и породистые лошади…
Из груди смущенной Амелии вырвался слабый звук, то ли смех, то ли всхлип.
– Это снова бадинаж? – поинтересовалась она.
– Именно так. И вот вам мой совет: несмотря на траур, на то, что вы здесь в изгнании, нужно быть счастливой, по крайней мере пытаться. Тем самым вы почтите память вашего жениха, научитесь любить жизнь, в конце концов. Испытания, которые вам выпали, не должны вас сломать. Вы напоминаете мне раненую птичку, обезумевшую от того, что ее подобрали и хотят вылечить. У меня есть лишь одно желание: видеть вас исцеленной и готовой снова порхать.