Но вот мы все заняли места на одной из скамей в глубине церкви. Прия и Стерлинг ненавязчиво следили за нашими действиями и повторяли их, Эддисон краснел всякий раз, машинально вставая, садясь или преклоняя колени. Когда все прихожане, скамья за скамьей, начали продвигаться к алтарю за причастием, Прия вопросительно глянула на меня.
Я покачала головой.
– Нельзя получить причастие без исповеди.
– А ты не можешь пойти на исповедь из-за работы?
– Работа – несущественный фактор, ведь можно не делиться конфиденциальной информацией, – прошептала я. – Важнее то, что я не могу получить освобождение от тех грехов, в которых искренне не раскаялась. – Прия еще выглядела сбитой с толку, и я добавила с невольной улыбкой: – Не думаю, что Бог ненавидит лесбиянок, но церковники нас не любят. Я сама и мои чувства считаются греховными, а я не могу в них раскаяться.
– Ох… – Прия обдумывала мои слова до полного окончания службы.
Она не получила никакого религиозного воспитания, но воспринимала разные конфессии как очарованный сторонний наблюдатель – не столько из-за их древней истории и ее образных отображений, сколько из-за заповедей и ритуалов, всех тех способов, которыми мы пытаемся упорядочить то, во что людям дозволяется верить.
Когда алтарная часть в основном опустела, Эддисон, глянув на меня, кивнул в сторону священника.
– Действуй. Мы подождем.
– По-моему, она не сможет… – с сомнением произнесла Прия, склонив голову набок.
– Исповедь – не то же самое, что наставления, – заметил он ей.
Предоставив ему объяснять Прии и Стерлинг суть этих различий, я поднялась со скамьи и прошла к алтарю. Отец Брэндон всего на пару лет старше меня, и он – славный человек. Половина детей и девочек-подростков толпилась вокруг него, поскольку он заслуживал доверия и уважительно относился к их чувствам, не поощряя при этом шалостей и капризов. В своем понимании людей он значительно превосходил отца Михаила, который обычно сердито поглядывал на меня во время проповедей.
– Ах, Мерседес, – приветливо улыбнулся мне отец Брэндон, передав последнюю из своих регалий ожидавшему служке, – ты была очень занята последние недели.
Таким образом он весьма тактично заметил, что я не появлялась на мессе почти месяц.
– Да, вы правы… – Как, черт побери, я могла даже упомянуть существо моих занятий?
Кивнув, он опустился на край алтарного возвышения и опустил сцепленные руки между колен.
– Работа? Или личные заботы?
– Да, – решительно ответила я, садясь рядом с ним.
Священник рассмеялся, сердечно и мягко, и я подумала, что надо будет потом не забыть поблагодарить за это Эддисона и Прию.