Ощущение жертвы не исчезает сразу после спасения. Оно не исчезает и в тот момент, когда обидевшие тебя люди взяты под стражу. Такое ощущение, осознание того, что тебя не просто заставляли страдать, а сделали жертвой, входит в твою плоть и кровь на долгие годы, даже на десятилетия. И это ощущение в ходе дальнейшей жизни может причинить такой же большой вред, как исходная травма.
Ощущение жертвы имеет собственную отвратительную форму рецидивизма.
После уничтожения Сада, в те дни, когда девушки либо погибали от тяжелых ран, либо начинали поправляться, выжило тринадцать Бабочек – в том числе Инара, Виктория-Блисс и Равенна. Через полгода их осталось лишь девять. Теперь их всего семь, хотя, справедливости ради, надо учесть, что Маренка погибла в дорожной аварии. Все оставшиеся подавили желание самоубийства, стремясь освоиться в мире, в том предполагаемо более добродетельном мире, где им надлежало суметь забыть о полученной травме. При всем кажущемся спокойствии, я понимала тревоги Инары о состоянии Равенны.
Самоубийства – будь то исходных жертв или их друзей и родственников – стали общей нитью наших поисков. Так же как употребление наркотиков и алкоголя. Так же как тюремное заключение. Так же как продолжавшиеся мучения из-за бытового насилия.
– А ты когда-нибудь выдавала мишек с крыльями? – спросил Эддисон, когда мы устроили перерыв. Это значило, что к тому моменту я уже с отвращением захлопнула ноутбук, испытывая необходимость провести хоть чертовы пять минут без этой дерьмово-гнетущей статистики, а он решил, что нам давно пора позавтракать, – на самом деле подразумевалось поглощение корзиночек с ореховой начинкой из огромного пакета.
– Нет, – выдохнула я, прижавшись лбом к прохладной поверхности стола, – я обычно покупала их оптом. Попадались игрушки разных цветов, но без всяких изысканных аксессуаров.
– Значит, ангельское подобие имеет для нее особый смысл.
– Да, наши «дети лета»[49] в основном упоминали, что она выглядела как ангел, – вставила Стерлинг, – и, возможно, она взяла на себя такую роль лишь потому, что кто-то из ее родственников или приемных родителей отличался особой религиозностью.
– Или, возможно, по созвучию с ее именем. Ангел, Эйнджел, Анжелика, Ангелика. Или, может, ее несчастного брата звали Эйнджел… Анджело.
– А я сказала бы, что, возможно, не в лучшее время Ивонна отправилась в декретный отпуск, но она лишь обругала бы нас за столь смутные версии, – пробурчала я.
– К тому же зачем использовать именно светлый парик? – продолжил Эддисон, игнорируя мое бурчание. – Даже в классическом искусстве волосы ангелов бывают всех возможных цветов. И далеко не все блондинки, в каких бы добрых ангелочков из «Драгоценных моментов»