– Потом будешь благодарить, Петрович, – оборвал его Медынцев.
– Ефим Николаевич, а почему вы в немецкой форме?
– Долго рассказывать… Что с Голдой Соломоновной?
– Здесь я, – послышался из темноты знакомый женский голос. – Могу сама идти.
– Отлично! Тогда двигаемся, а то и впрямь немцы объявятся.
В лагере мы оказались под утро. Наше движение сдерживали женщины и одноногий Сивцев, которого мы с Медынцевым стоически тащили на себе всю дорогу. Он висел между нами, изредка отталкиваясь от земли здоровой ногой, и всю дорогу неустанно благодарил за его спасение. Особенно тяжко пришлось на болотистом участке. Но и его мы форсировали.
В лагере нас встретили как героев. Варя хоть и не кинулась в мои объятия, но всем своим видом показывала, как она счастлива, что я вернулся живым и даже не раненым. А уж когда ей шепнули, что без моего участия такой итог операции вряд ли был бы возможен, она буквально расцвела.
Но ещё оставалась неясной судьба товарищей, которые устроили запоздалый взрыв. Они явились в лагерь через два часа после нашего возвращения. И, в отличие от нас, изрядно потрёпанные. А что хуже всего – с потерями. Погиб совсем молодой Костя Родионов.
– Не сумели мы вовремя заряд заложить, – понурив голову, тихо стал рассказывать командир группы Стас Лукьянчик. – Там немцы, будто что-то почуяв, усилили наблюдение за объектом. Костя рискнул пробраться под мост во время смены караула, привязал взрывчатку под опору и запалил шнур. Кинулся оттуда – а там немцы, чуть ли не навстречу. Увидели и открыли огонь…
– А вы что же? – глухо спросил Медведев под гробовое молчание обступивших партизан.
– А что мы?! – вскинулся Лукьянчик. – Отстреливались, да куда там! Нас пятеро, вернее, после гибели Кости уже четверо, а их десятка два. И это ещё на шум подмога не успела приехать.
– Ладно, – тяжело вздохнул после паузы полковник, – что сделано, то сделано. Кабы мы знали, что Коля и товарищ Сорокин так ловко разберутся с охраной у церкви, то и не стали бы устраивать отвлекающий манёвр. Сейчас отдыхайте, а насчёт тела Родионова попробуем выяснить, куда его немцы дели. Нужно похоронить бойца с соответствующими почестями.
Когда Медведев направился в свою палатку, я пристроился рядом и задал ему интересовавший меня вопрос:
– Дмитрий Николаевич!
– Что, товарищ Сорокин?
– Хотел спросить, куда Кузнецов пропал? Он же вроде должен был принимать участие в этой операции…
– А он и принимал, но как именно, этого вам знать не положено. У товарища Кузнецова своя задача, он обязан отчитываться только мне.
– А не боитесь, что немцы кинутся лес прочёсывать?