— Слава богу, вы — молодец, конечно, вы — молодец! Но-о... но приказываю вам этого больше впредь не делать! — радостно кричал Гильчевский.
Однако с приходом Протазанова и связных около него оказалась уже порядочная кучка людей, и её разглядели со своих холмов за рекой австрийские наблюдатели: вблизи начали рваться снаряды.
В то же время и наблюдательный пункт нужно было напять другой, запасной, хотя и не столь выгодный, как высота 102, с меньшим кругозором.
Удача Протазанова подняла настроение Гильчевского: стала уже мерещиться удача всей атаки.
Вот один полк начал цепями сходить с холмов в долину Иквы.
Гранаты и шрапнели рвались в цепях, но цепи шли быстро. Это было захватывающее зрелище торжества человеческого упорства в достижении цели. Видно было сквозь розовый дым, как валились десятки людей то здесь, то там, но остальные двигались вперёд с каждой минутой быстрее. Вот уже подошли к мосту и бегут через мост на тот берег...
— Это какой полк? Какой? — волнуясь, спросил Протазанова Игнатов.
— Это четыреста первый Карачевский... Там командир полка — Николаев, — ответил Протазанов спокойно.
Они с Игнатовым оказались однокурсниками по Академии, но там плохо знали друг друга, даже просто не помнили один другого.
Гильчевский не переставал подозрительно относиться к Игнатову, как соглядатаю, подосланному штабными, которых вообще не жаловал боевой генерал, говоря о них неизменно: «Ни черта не понимают в деле, а только интриги разводят, друг друга подсиживают да представляют себя взаимно к наградам!»
По простоватое лицо Игнатова было непритворно удивлённо.
— Этот полк, что же он, — первым пошёл в атаку? — спрашивал он.
— Что вы, что вы, это — резерв! — недовольно кричал в ответ Гильчевский. — Ударные полки теперь уже на том стороне!.. На той стороне, а не на этой!
Не хотелось объяснять, что решить дело должны были два полка: 6-й — от финляндских стрелков и 404-й — от его дивизии, и некогда было объяснять это, и не шли слова на язык.
В мозгу всё вертелось: «Проходы, проходы... Пробиты ли проходы для штурма?..» Ничего на том берегу не было видно из-за высокого хлеба, над которым навис иссиня-белый дым от своих снарядов. Но если не посчастливилось пробить проходы, значит, пропало все: растают полки от ближнего огня австрийцев.
Время шло. Канонада не слабела. Противник отстреливался ожесточённо.
Подходило уже к одиннадцати часам, когда вдруг заметно стало, что там, за зелёной равниной хлеба, к роще, потянулась небольшая кучка австрийцев, — человек сорок...
Это заметили в одно время и Протазанов и Гильчевский, но только переглянулись, отводя глаза от своих биноклей и тут же снова прильнув к стёклам...