В бане вдруг страшно загрохотало. Подполковник Мандалеев вывалился на собственном организме из парной и застыл посреди кафельного пола предбанника. По его лицу нельзя было сказать, что кайф ему надоел. Он не понимал, что произошло. С перекошенной от ярости физиономией он осведомился у голых младших офицеров, оцепеневших в комических позах — одной рукой мы прикрывали срам, другой отдавали честь, и горячо жалели, что у нас нет третьей, чтобы зажимать прыскающие помимо нашей воли рты:
— Какая глядь намылила все лавки?!
Из бани раздавался слаженный гогот. Ни спереди, ни сзади подполковника Мандалеева никто не отвечал на его запрос. Он разъярился пуще, вскочил и вернулся в парную. Там смех тут же погас, как выключенный, зато в предбаннике все дали себе волю. Мандалеев высунулся назад — и мы засунули во рты кулаки, чтобы не гоготать.
Все, кроме одного. Не перестал ржать старлей Верхняков.
— Это не мы лавки намылили, а ты задницу себе намылил, вот и спикировал, как горный орёл! — объяснил он Мандалееву.
Вот как после такого мог к вечному старлею относиться командир части?
Мандалеева боялись. Мало того, что он был высший начальник в нашей глухомани — он был ещё гремучей смесью тупости, хитрости и подлости. Ему остерегались возражать и открыто противостоять, зная, что он после не единожды за Можай загонит. А ведь этот случай, когда Вешняков затыкал Мандалееву рот, был далеко не единственным! Верхняков свято руководствовался принципом лейтенанта: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут!». И не боялся, когда Мандалеев спрашивал с него, почему не выполнено то-то задание или проиграны те-то учения.
Раз он объяснял Мандалееву принцип действия радиопередатчика. Разжевал, как ребёнку, трижды, но все его «лекции» разбивались о начальственную тупость и требование:
— Брось выпендриваться и пальцем покажи!
— Да пошёл ты на буй! — с облегчением сказал Мандалееву Верхняков. И на немое апоплексическое изумление пояснил:
— Я тебе раз рассказал, как работает радиопередатчик, два, три. Это седьмой класс школы. Ты не понимаешь. Значит, ты тупой. Что мне тебе — четвёртый раз повторить? Да пошёл ты на буй!
Когда я служил срочную, ещё продолжалась война в Афганистане. Люди, побывавшие «за речкой», «на юге», в наших глазах и в глазах всех жителей СССР были неподдельными героями.
Мы с Верхняковым отправились в увольнение в Ишкитым. Зашли, естественно, в пивную. Смуглый Верхняков с колоритным шрамом поперёк щеки и в военной форме привлёк к себе внимание. По одному, по два к нам подтянулось человек десять, расселись кругом, якобы сидят сами по себе. Наконец один из вновь прибывших отважился спросить Верхнякова: