— Кто это там? — спросила чуткая Геля в одну из ночей.
— Не бойся, — сказала под боком Бабуль. — Это Эмилия Кондратьевна шубы проветривает.
Кондратьевна? Значит, отцом ночной невидимки был тот самый Кондратий, который периодически так же безвидно навещал Бабуль и повышал ей давление? Будь ее отцом хоть декабрист Рылеев, не говоря о том, от кого зависело здоровье Бабуль, имя Эмилия уже носило готически пугающий оттенок, а проветривание по ночам шуб во множественном числе усиливало тревожность. К сожалению, Геля уснула тогда на полуслове. Расспросы начались, когда она, забежав поглотить пару котлет между партиями в бадминтон, застала Бабуль чинно беседующей через окно со старичком в соломенной шляпе с черной лентой и белом парусиновом костюме, похожем на дедов, только много меньшего размера. Он стоял среди затеняющих самих себя зарослей чубушника, периодически приподнимая шляпу и раскланиваясь, хотя Бабуль, кажется, не собиралась ему аплодировать.
— А Соня что? — спрашивала Бабуль.
— Сонечка в Америке, — охотно сообщал старичок.
— А Настя? — допытывалась Бабуль.
— Настя активно сотрудничала с эсерами, — пояснял старичок. — Поэтому когда пришли эти, — старичок снял шляпу, но не чтобы раскланяться, а чтобы отмахнуться от неизвестных «этих», — ей пришлось эмигрировать. Дальнейшая, как говорится, судьба неизвестна.
— Геля, поздоровайся с нашим соседом, — назидательно сказала Бабуль. — Такая встреча, ты подумай!
— Здрассьте, — послушно сказала Геля с набитым ртом.
— Похожа на вас, — стандартно отреагировал старичок. — Но дети теперь такие… как бы сказать. моветонные. А вы были прелестны! Просто прелестны!
— Если бы молодость знала, — сказала Бабуль.
— Если бы старость могла, — радостно подхватил старичок. Они, будто шпионы, обменялись паролем и отзывом. — Ну, кланяюсь. Рад встрече.
На этих словах за спиной у старичка возник кто-то, очевидно, Эмилия Кондратьев-на, однако без шуб, зато с двумя котами в руках.
— Подумай, Евгений, — сказала кошкодержательница в нос. — Эти сволочи разодрали москитную сетку. Здравствуйте, милочка! — снисходительно приветствовала она Бабуль, не обратив на Гелю никакого внимания.
Москиты в их местности не водились, и в реплике различался колониальный привкус, а предложение подумать перед каждой фразой до сих пор считалось исключительно Бабулиной привилегией.
— Здравствуйте, Милечка, — поприветствовала ее Бабуль как старую знакомую.
Подробности Геля выпытала только вечером — день был перегружен.
— Кто это? — кивнула она на окно в сад.
— С Милей мы вместе учились, — сказала Бабуль с долей мечтательности. — А Евгений Митрофанович за ней ухаживал. Когда-то весь квартал, и наш дом в том числе, принадлежали его отцу.