— А Фомин этот — кто?
— Ну, как кто? — удивился Зайцев. — Кассир. Часы у нас на клиросе читал.
Геля окончательно смешалась и подумала, что если слушать внимательно, то, может, прояснится и с Фоминым.
— Чтец из него был как из кран-балки лебедка. Бывало, половину слов перепутает, а другую переврет. И вот владыка ему одно замечание, другое. Да Часословом махнул и задел того Фомина по уху. Фомин в истерику, да вон из храма. И перестал ходить совсем. А жил на Полынках. На самой крайней окраине. Владыка крест и панагию надел — да к нему через весь город потопал. Прощения, стало быть, просить. А тот ни в какую, до того обиделся. Дверь не открыл — это архипастырю-то!
— Ну и дурак! — сказала Геля.
— Вот ты старого человека дураком честишь, а владыка не погордился, еще раз пошел. И еще. Так Фомин и корячился вплоть до отъезда владыкиного. Под конец уж только простил. Во как!
— А куда он отъехал? — Геле неловко было спрашивать глупости, но иначе становилось уж совсем безумно.
— Так в Симферополь же! — удивился Зайцев. — Перед отъездом уполномоченный сюда приходил, Медведев по фамилии. Говорит: «Вы уж, гражданин Войно-Ясенецкий, не поминайте нас лихом…» А владыка: «А вот уж нет: не забудем ни-ко-гда». Раздельно так сказал, отчетисто. Никого не боялся, кроме Бога. А уж как мытари-ли-то!.. Еще прославят его, помяни мое слово.
Зайцев ушел незаметно. То ли Геля задумалась так крепко, то ли привиделась ей вообще эта беседа. Вспомнилась. Приснилась. Но она никогда не слыхивала чудную фамилию Войно-Ясенецкий. Чтобы выяснить у Бабуль, пришлось рассказать ей об электромеханике.
— Ты же там рядом жила, сама рассказывала.
— Я там жила задолго до этого. А во время войны мы с твоей мамой жили на другой улице — Гоголя. Но на архиерейской службе я присутствовала. О, как владыка был прекрасен, как величествен! — голос Бабуль словно надтреснул.
— Гоголя — бывшей какой? — привычно спросила Геля.
Бабуль усмехнулась.
— Представь себе, ее не переименовали, — сказала она с непередаваемой интонацией.
— А что было страшней — революция или война?
— Сама посуди. В войну все знали, кто враг. А в революцию — еще надо было разобраться и выбрать. А выбрав, одних оправдать, других возненавидеть… Давай-ка с тобой сходим к этому Зайцеву. Мне хочется с ним поговорить.
Дом стоял на месте. Но жильцы в изумлении от Зайцева отнекивались. Только одна тетка скрепя сердце подтвердила:
— Да, жил тут такой, бывший владелец. В церковь все шастал. Помер он.
— Давно? — спросила Геля на всякий случай.
— Да лет десять тому, — неуверенно сказала тетка.