Бустрофедон (Кудимова) - страница 84

— Мне делали аборт под наркозом — по большому блату, — сообщила Миля. — Женщина, которая злоумышленно, тайно и по своей воле убьет ребенка, уже получившего жизнь и сформировавшиеся члены, да будет, согласно обычаю, заживо погребена и прибита колом. Но дабы предупредить смущение от этого, мы разрешаем топить таковых злодеек тем судам, кои имеют подходящие для сего водоемы в своем распоряжении. Это законы Каролина — по имени германского императора Карла Пятого. 1532 год. Ужасы средневековья. Из обвинительной части исчезла только тайна. Тайное стало явным — остальное неизменно. Злоумышленно и по своей воле. Я почему-то думаю, что ты запомнишь этот разговор. Или вспомнишь, когда придет время. Говорят, эмбрион защищается от иглы. Выставляет ручки вперед, как вратарь.

Миля встала и ушла.

На следующий день у Гели продолжало вытекать носом все, принятое ртом, но уже не пугало, а смешило. Вошла нянька и ревниво сказала:

— Пришли к тебе. Ждут во дворе.

Геля не могла спросить кто.

Больничный двор был заполнен посетителями, кормившими хворых родственников с таким усердием, как будто только что прорвали блокаду. Навстречу Геле поднялся курсант Валентин.

— Я от Кости узнал, что ты болеешь. Вот груш тебе принес — из нашего сада. Я дома был, в деревне.

Геля, за завтраком едва успевшая подобрать молочные сопли, полившиеся в кружку, взяла кулек твердокаменных зеленых бесполезных груш и показала, что не может говорить. Из двери приемного покоя вышла Миля с мужчиной в дорогом начальственном костюме. Был час выписки.

— Ты выздоравливай, — сказал Валентин обязательное.

Геля покивала и вернулась в казенный дом.

Вечером явилась мама, съела новые закупки мороженого и заявила:

— Едем к морю. Тебе необходимо окрепнуть.

Назавтра безголосую Гелю выписали. На Карлушке она первым делом забежала к Косте.

— Привет! — радостно-дрожливо сказал Костя. — Все о тебе спрашивали.

Никого, кроме рыб, по обыкновению, в комнате не просматривалось. Геля заглянула в аквариум, где металась от стенки к стенке живехонькая, словно никогда не выбрасываемая в заплеванный лоток пецилия.

— Я мальков отсадил, — сказал Костя. — Вот она и переживает.

Геля подумала, что теперь, пусть и ненадолго, они, по крайней мере, сравнялись с пецилией немотой и бустрофедонным перемещением с края на край.


— Грекам везде волы мерещатся. Воловья культура, бычьи мозги, — сам набычившись упрямством, делающим голос похожим на удар молотка о дерево, сказал Алейпт. — Священные символы Зевса — дельфин, орел и лев. Быком его представляли пастухи. «Образ скрыл бога и, вид изменивши, в быка превратился…» Почему бы ему не подкатить к Европе в образе дельфина? На морском-то берегу?