История Агенориды куда меньше занимала его, чем история ее брата, привезшего грекам дар, который кормил плоть Латипоса и давал пищу воображению. Именно воображение подвигло его на выходку, которую после завтрака предстоит оценить Алейпту и которая, возможно, будет стоить Латипосу работы. Зачем он выкинул такой фокус, Латипос и сам не знал. Впрочем, как отреагирует Алейпт, тоже. Латипос был уверен, что человек непредсказуем, и не любил голословных «так я и знал». Никто ничего не знает о другом! И Алейпт, не верящий в то, что Зевс-громовержец обратился быком, чтобы унести Европу через море, тоже ничего не знает, но лишь представляет ход событий, хотя в логике ему не откажешь. Но на всякий случай Латипос оттягивал обнаружение Алейптом его затеи и делал вид, что ужасно интересуется похождениями дочери царя Агенора.
Он тоже не особо верил в то, что Европа ни с того ни с сего взгромоздилась на спину быка и, ловкая, как дельфин, не спрыгнула в прибрежное мелководье.
— Как же это критяне перехитрили финикиян — первейших мошенников среди народов моря? — равнодушным голосом спросил Латипос, изо всех сил провоцируя Алейпта.
— Повторяешь ерунду, которую нагородили ревнивцы и завистники, — начинал горячиться Алейпт. — Есть народы, которые создают мир, и народы, которые этим пользуются и уводят создателей в тень.
— Это греки, что ли, завистники? — придал ехидства Латипос.
— А кто? Столько получив от хананеян, могли бы и помолчать, если уж лишены благодарности.
— За что нам их благодарить? Мы и сами с усами. Ну, допустим, они — пронырливые торговцы и хорошие мореплаватели, — Латипос успевал поднажать, чтобы вывести разговор на нужную тему.
— Торговцы? — возмутился Алейпт. — Да, Зенон был купцом. И что с того? Вся так называемая греческая философия вышла из его финикийских воззрений. Вторые всегда хотят стать первыми.
Латипос был уверен, что греки первенствуют во всем, но показывать этого Алейпту не решался: тот намного превосходил его знаниями.
— А Кадм? — Алейпт наконец выворачивал, куда надо. — Он тоже мошенник? Вот ты выбивал на стеле эпитафион. — Латипос насторожился. — От кого ты знаешь буквы?
— От вас! — подмахнул Латипос.
— А я — откуда?
— От своего учителя, — брякнул Латипос.
— Это та же сказка про белого бычка, что с похищением Европы, — отмахнулся Алейпт, впрочем, явно польщенный. — Только тот, кто признал первенство другого, а не присвоил его, может считаться мудрым. Бог в образе быка — древнейший образ. Священное животное приносили в жертву, совершали очистительные ритуалы, а потом устраивали игры. Быка разгоняли, и на полном скаку через его спину прыгали девушки.