Иногда очень тяжело отчаянно изображать, будто ты — «нормальный» ребенок. Никто не говорил мне, что я не должна быть совершенной все время. Но вся моя жизнь наполнена бесконечным, огромным чувством вины. Вины за то, что я нормальный ребенок. Вины за то, что я должна убедиться, что Шелли любят так же сильно, как и меня. Вины за те опасения, что мои собственные дети могут быть такими же, как моя сестра. Вины за те неловкие моменты, когда люди смотрят на Шелли в общественных местах. И она никуда не денется. Как это возможно, если я чувствую ее с рождения? Для миссис Фуэнтес семья — это любовь и защита. Для меня семья — разделение вины и условная любовь.
— Миссис Фуэнтес, я не могу обещать, что не причиню Алексу боль. Но я не могу держаться подальше от него, даже если вы этого хотите. Я уже пробовала.
Потому что Алекс вытаскивает меня из моей темноты. Я чувствую, как у меня на глаза наворачиваются слезы и катятся по щекам. Я расталкиваю толпу и ищу туалет.
Пако выходит из туалета, когда я проношусь мимо него.
— Ты, возможно, захочешь подождать, прежде чем… — Голос Пако исчезает, когда я закрываю дверь на замок.
Вытерев глаза, я смотрюсь в зеркало. Я в ужасном состоянии. Тушь растеклась и… ой, это бесполезно. Я соскальзываю вниз и сажусь на холодный кафельный пол. Теперь я понимаю, что Пако хотел мне сказать. Здесь плохо пахнет, э… просто воняет… до такой степени, что меня тошнит. Я зажимаю нос рукой, стараясь не обращать внимания на отвратительный запах, и думаю о словах миссис Фуэнтес.
Я сижу на полу в туалете, вытирая глаза туалетной бумагой, и делаю все возможное, чтобы зажать нос. Громкий стук прерывает мои рыдания.
— Бриттани, ты там? — слышу я голос Алекса через дверь.
— Нет.
— Пожалуйста, выходи.
— Нет.
— Тогда впусти меня.
— Нет.
— Я хочу научить тебя кое-чему по-испански.
— Что?
— No es gran cosa[94].
— Что это значит? — спрашиваю я, по-прежнему прижимая платок к лицу.
— Я скажу тебе, если ты дашь мне войти.
Я поворачиваю ручку до щелчка. Алекс ступает внутрь.
— Это означает «ничего страшного».
За ним закрывается дверь, он приседает рядом со мной, берет меня за руки и притягивает ближе к себе. Затем фыркает пару раз.
— Вот дерьмо. Здесь был Пако?
Я киваю. Он гладит меня по волосам и что-то шепчет по-испански.
— Что сказала мама?
Я прячу лицо в его груди.
— Она просто была честной, — бурчу я в его рубашку.
Громкий стук в дверь прерывает нас.
— Abre la puerta, soy Elena[95].
— Кто это?
— Невеста.
— Впусти меня! — командует Елена.
Алекс открывает дверь. Перед нами предстает видение в белых оборках и долларовых купюрах, прикрепленных к задней части ее платья, которые мешают ей зайти. Она пробирается к туалету и закрывает за собой дверь.