Им овладевал один из тех свойственных ему порывов бешенства, когда он ничего не соображал.
Но вид спокойно и с достоинством стоящего перед ним человека охладил его, тем более что этот человек был иностранец.
Вместо ответа этот странный собеседник вынул из внутреннего кармана своего балахона сложенный лист бумаги.
— Монсеньор, прочтите и сейчас же верните мне, если дорожите жизнью, — сурово произнес он, подавая Павлу бумагу.
Павел торопливо развернул ее.
Долго, не отрываясь, смотрел он на эту бумагу.
Синеватая бледность покрыла его лицо. Он судорожно сжал спинку кресла. Рука с бумагой бессильно опустилась. На бледном лбу проступил холодный пот.
Рыцарь креста осторожно взял из его рук бумагу, сложил и спрятал в карман. Павел не обратил на это внимания.
— Неужели же это возможно! Мать! Мать! — хрипло проговорил он наконец.
— Подлинный манифест, писанный и подписанный ею собственноручно. Именно для того, чтобы не было ни у кого сомнений. Верите ли вы теперь, монсеньор?
Глаза Павла дико блуждали…
— Безумен… Заточенье… Шлиссельбург… Сын Александр…
— Монсеньор, успокойтесь, — медленно и властно произнес рыцарь креста.
При звуках его голоса Павел очнулся. Он провел рукой по лицу. Глаза его приняли невыразимо скорбное выражение.
— Мать! — почти со стоном произнес он. — Ужели мало этих лет? Отца?.. Нет, нет, — торопливо прервал он себя, — я не буду осуждать… Как вы достали это?
— Я не могу ответить на ваш вопрос, монсеньор; могу только сказать, что эта бумага будет к возвращению императрицы на своем месте. Ее уничтожение ускорило бы наше падение. На этой бумаге не выставлено только число. На случай неожиданной смерти существует еще завещание, которое должно быть опубликовано в день смерти. Вы видите, монсеньор, что мы действительно можем помочь гам. И за ваше покровительство мы ручаемся, что эта бумага будет в ваших руках, ни в чьих иных; и мы примем все меры, чтобы этот манифест не был опубликован при жизни императрицы, а завещание — после ее смерти. Еще одно хочу сказать я, монсеньор: подумайте, чем грозит союз с Австрией и Англией против Франции. Монсеньор, вашему характеру отвечает рыцарски великодушная французская нация. Французский народ знает чувства вашего высочества. Того же требует и благо Российской Империи. Союз с новой Францией может поделить мир пополам.
— Да, да, — прервал его Павел, — союз с Францией нужен России.
— А между тем, — продолжал Сент-Круа, — лорд Витворт, английский посол при вашем дворе, составил проект тройственного союза России, Англии и Австрии и все против Франции. Уже сделано распоряжение о сформировании армии для действий против Франции; ваш флот готов. На днях этот договор будет подписан. Можно ли допустить это? А теперь, монсеньор, еще одно, последнее, слово, — продолжал он, — если вы не хотите видеть больше бедствий России теперь и грозящих ей еще в будущем, вам надо закрепить наш союз.