В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония (Гавриила Брилиот) - страница 43
Видение Нетварного света было дано ему также в детстве:
«Живого Бога я познал с самого раннего детства. Бывали случаи, по выходе, вернее сказать — выносимый на руках из храма, я видел город, который в то время был для меня всем миром, освещенным двумя родами света. Солнечный свет не мешал ощущать присутствие иного Света. Воспоминание о нем связывается с тихой радостью, наполнявшей тогда мою душу. Из моей памяти выпали едва ли не все события этого периода, но Света сего я не забыл»[117]. «Некоторое время тому назад, в мой афонский период, я так был занят мыслью об ином плане Бытия, что не оставалось в моем духе места для мысли о каком бы то ни было ином искусстве, кроме “искусства” приблизиться к Божественной вечной любви Отца и Сына и Святого Духа»[118].
Но самым главным событием за двадцать два года его жизни на Афоне была встреча с русским монахом Силуаном в 1931 году.
«Поразительно заботливым был о мне Промысл Божий: именно в нужный момент Господь допустил меня до встречи с Силуаном. Благодаря ему в моей внутренней жизни наступил решительный перелом. Он объяснил мне “держать ум во аде — и не отчаиваться”. Велика моя благодарность к отцу и старцу моему. Я увидел, что и меня в прошлом Господь вел к тому же, но я был слишком туп, чтобы уразуметь Божие водительство. Благодаря Силуану и мне было дано начало познания путей Господних, и я с трепетом благословляю Имя Его»[119].
Старец Силуан стал его духовным наставником и в конце жизни доверил свои записи отцу Софронию. Старец Силуан преставился двадцать четвертого сентября 1938 года, после чего отец Софроний ушел в «пустыню», в более отдаленную часть Афона, чтобы жить в уединении. Здесь он предался молитве за весь мир, особенно во время ужасов Второй мировой войны, которые причиняли глубокие страдания его душе.
«Для меня период войны совпал со временем моего пребывания в пустыне. Жилищем моим были пещеры в ребрах крутых, почти отвесных скал, в которые ударяли в бурные дни и ночи морские волны, и их удары я чувствовал, лежа на моем немягком ложе. В те жуткие для всей Европы годы море отдыхало от пароходов, кораблей и каиков, и я имел большее безмолвие, чем, возможно, в невоенные годы. О, это было время усиленной молитвы за мир во всем мире, особенно за Россию»[120].
Преподобный Силуан, ок. 1984 г. Рисунок, калька, карандаш, 545 × 370 мм
«В те кошмарные годы я подолгу молился, особенно по ночам. Часами рыдал я в моих молитвах “о мире всего мира”, больше же всего за Россию, за русский народ, которому грозила наибольшая опасность едва ли не полного уничтожения»