Я всегда восхищаюсь творческой изобретательностью русских, смекалкой, которая хладнокровно идет против логики, чтобы найти выход из сложившейся ситуации. Но иногда их действия меня пугают. У них просто не было красящей ленты – ничего удивительного: трудные времена дефицита. Проблема не в том, что не на что купить, а скорее в том, что негде взять! Ерунда – лента. Нет ее и нет – между белыми листами проложили тонкую «копирку». Мой документ был нижним слоем этого тортика. Заявляю со всей ответственностью, что немцу такое даже и в голову не пришло бы. Немец ждал бы поставки ленты! Но если бы даже и случилось подобное, если пришлось бы распечатать документ необычным способом – немец объяснился бы и принес тысячу извинений. А здесь – никто и слова не сказал, не усмотрев в такой ситуации ничего необычного. Устав, важнейший документ, который мы подписали и который был заверен красивой государственной печатью, выглядел довольно бледной копией документа…
Всякий день приносил новое знание, которое сообщало мне, что теперь я еще меньше понимаю жизнь.
Мой первый офис (бывший кабинет врача в двенадцать квадратных метров плюс аппендикс с раковиной) расположился в институте имени Вишневского, на одном этаже с ожоговым отделением. Не совсем то, что я себе представляла. Всю мебель (да что там мебель, просто все!) я добывала и покупала для своего офиса сама. В Москве все было наизнанку. Магазины совершенно пусты – но повыскакивали повсюду импровизированные рынки, палатки и киоски, где можно было найти и колбасу, и стулья, и колготки, и сантехнику. Оттуда и обставлялся мой офис: прямо с улиц. Москва страдала аллергией на все новшества, которые внезапно на нее обрушились: на нее на первую, как на главную. Появились магазины с иностранными вывесками, бутики от домов высокой моды… Красиво освещенные, они просматривались насквозь через кристально-чистые витрины, и видно было, что там никого – кроме скучающего продавца и охранника. Так же, с трудом, приживались заморские рестораны: занимали бойкие места на лучших улицах, выдворив какую-нибудь пельменную, булочную или «Продукты», – и простаивали пустыми, и только в Макдоналдс выстраивалась ненормальная очередь, опоясывающая сквер: простоять в ней можно было четыре часа, но зато, выбрав гамбургер поскромнее, даже неимущий мог припасть губами к американскому культу.
Церкви, еще не отреставрированные, звонили смело и призывно, и молодежь шла на звон…
Так вот, ожоговое отделение… У нас был общий туалет (сказать точнее, у моего офиса не было своего). Я боялась туда ходить.