— Такой талантливый студент — для них большая удача, — сказала Элизабет. — Особенно сейчас необходимо, чтобы истинные граждане Германии развивали свой потенциал и показывали всему миру блестящий пример!
Отец нахмурился:
— Ну, можно и так сказать. Однако…
— А как твоя работа в больнице? — спросил Фридрих.
Ему не хотелось говорить о консерватории, к тому же он чувствовал, что между отцом и Элизабет назревает очередной спор.
— В больнице все идет хорошо. На днях я присутствовала на пластической операции. Маленькому мальчику выправили губу. Потрясающе! Я надеюсь когда-нибудь стать детским хирургом.
Фридрих заметил, что Элизабет почти не притронулась к еде и так сильно комкала салфетку, что смяла ее в шарик.
— Лизбет, что случилось?
Она посмотрела на отца, на Фридриха, отложила салфетку и стиснула руки. Вдохнула поглубже.
— Я должна вам кое-что сказать, пока дядя не пришел. Надеюсь, вы поймете… — Она расправила плечи. — Меня переводят в одну берлинскую больницу. Я не смогу остаться в Троссингене и работать с доктором Брауном.
— Берлин? — В глазах отца светилось разочарование. — Почему? Все же было решено…
— Ну да, — ответила Элизабет. — Я сама всего несколько дней назад узнала. Доктору Брауну уже сообщили.
Фридрих уставился в тарелку. Сердце у него сжалось. Не будет разговоров до поздней ночи, не будет чтения вслух и воскресной игры в пинокль. Он не знал, за кого ему больней — за себя или за отца.
Отец словно осунулся от такой новости:
— Сколько ты сможешь с нами побыть?
— Только эти выходные. В понедельник уеду с первым утренним поездом.
— Так мало… — Отец сморгнул слезы.
— Я понимаю, отец, это неожиданно. Мне и самой жаль, но для моего профессионального роста это будет очень хорошо и в той больнице, и вообще.
— Может быть, можно к кому-то обратиться, попросить, чтобы тебя оставили в Троссингене? — спросил отец.
— Нет. Я… Я сама попросила о переводе.
Несколько секунд слышно было только, как в прихожей тикают часы с кукушкой.
Отец озадаченно сморщился:
— Ты попросила?
— Почему? — спросил Фридрих.
Неужели Элизабет не хотела жить вместе с ними?
— Для меня многое изменилось. В Берлине у меня много дел. Надо было вам рассказать, когда я в прошлый раз приезжала, но как-то к слову не пришлось. Понимаете, после того как я переехала в Штутгарт, мы с Маргаретой… вступили в Союз немецких девушек.
Голова отца дернулась, словно от пощечины:
— Элизабет, ты шутишь!
Фридрих чуть не подавился шпецле.
— Ты — с гитлеровцами?