Подойдя к своему дому, они увидели, что дверной косяк расколот. Переглянувшись, они осторожно вошли внутрь. Фотографии на стене висели криво, а шапки и пальто были кучей свалены на полу возле вешалки. Одна лишь кукушка не пострадала.
— Может, еще не все так плохо, — сказал Фридрих.
Судя по лицу дяди Гюнтера, застывшего на пороге гостиной, все было очень плохо.
Фридрих подошел к нему и ахнул. В комнате царил разгром. Вся мебель опрокинута. Старые смычки от виолончелей разломаны на куски. Ноты и книги разбросаны. Только книга Адольфа Гитлера осталась одиноко стоять на полке.
Фридрих и дядя Гюнтер обошли весь дом. Обыск прошел во всех комнатах, и везде все было перевернуто вверх дном. Вещи из комодов и шкафов вытряхнуты. И только в комнате Элизабет не тронули плакат с юношей и девушкой в нацистской форме.
— Фридрих, иди на фабрику. Скажи Эрнсту, что я приболел, но завтра выйду на работу как обычно. О том, что к нам приходили, ни слова. Ты меня понял?
— Я хочу с тобой остаться, — сказал Фридрих.
Дядя Гюнтер покачал головой:
— Я постараюсь что-нибудь выяснить, но потихоньку. У меня есть друг в полиции, ему можно доверять. Он мне кое-чем обязан. Я попрошу его разузнать в полицейском управлении. А ты иди на работу как ни в чем не бывало. До вечера!
О том, что отец арестован, узнали очень быстро.
Когда Фридрих вошел в цех, ему было настолько не по себе, как никогда не бывало из-за родимого пятна. Казалось, все на него смотрели — кто с беспокойством, кто с превосходством, словно хотел сказать, что отец сам виноват, надо было думать, что делает. И слишком привычные взгляды — жалостливые, только на этот раз не из-за внешнего вида.
Опустив голову, Фридрих проскочил на свое рабочее место и принялся за дело. Когда в цех заглянул Эрнст, Фридрих сказал ему, что дядя Гюнтер нездоров, но обязательно придет завтра.
Эрнст кивнул.
— Фридрих, я крайне огорчен известием о Мартине.
Он говорил так искренне, что Фридрих не решился поднять взгляд — боялся, что заплачет.
Зато Ансельм, когда принес новую партию гармоник, пыжился, словно петух на насесте.
— В следующий раз ты небось два раза подумаешь, прежде чем отказываться от приглашения на собрание, а, Фридрих?
Фридрих продолжал работать, упорно отводя глаза.
Ансельм наклонился над его столом:
— Через месяц будет молодежный митинг по случаю зимнего солнцестояния. Ты идешь со мной, и не спорь. Нам же не надо, чтобы с твоим дядей случилось то же, что и с отцом, верно, Фридрих?
И он ушел вразвалочку, насвистывая.
Угроза жгла изнутри. Фридрих стиснул зубы, чтобы не ляпнуть чего-нибудь такого, о чем потом пожалеет.