То, что мир может быть тем же самым, подсказало озвученное Тимкой признание, что молодое деревце, на которое он налетел, было дубком. И что он потом выместил на нем свою злость за ссадину, ударив ногой и услышав хруст. Если предположить, что на пару дней на поляне открылся какой-то временной тоннель, о которых так любят говорить в фантастических фильмах, то Тимка, попав в него, сломал третий дуб в его деревянном младенчестве. Вернувшись же на поляну, выросшего дерева, естественно, не увидел. После таких рассуждений Николай обозвал всех дураками, отобрал у мальчишек самострел и удалился на край поляны разбирать-собирать сей продукт детского творчества. А оставшиеся стали дальше допрашивать Радислава, который ничего не понял в их пространных рассуждениях о тоннеле, что было неудивительно, потому что половину употребленных слов мальчонка слышал в первый раз.
Так вот, смерть князя являлась определенной вехой в их привязке, хотя ранее ни про год смерти, ни про самого князя никто и слыхом не слыхивал. По смерти сына своего Святослава Владимир Мономах посадил на княжение его младшего брата Ярополка, до этого владевшего городом вместе с братом. С приходом Ярополка Владимировича у небольшой части старой дружины возник конфликт со ставленниками нового хозяина Переяславля. В итоге это закончилось разрывом договора недовольных дружинников, коих насчитывалось полтора десятка, с князем. А поскольку единственный десятник из разорвавших роту имел родню, давно уже осевшую в названной верви, то община обзавелась профессиональным сопровождением, часть которого осталась в Суздале, а семь человек, уже насытившихся службой, решили влиться в ряды переселенцев. Сколько всего человек отправилось в путь на следующий после конфликта год, Радислав сказать не мог, потому что к ним прибавились еще попутчики из близлежащих земель. Однако вышли общинники на четырех огромных досчаниках и семи насадах[1], из которых только три последних были куплены, остальные же суда просто наняты у переяславских купцов. Поэтому количество народу, обитающего в веси, Радислав подсчитать затруднялся, но уверял, что точно больше двух с половиной сотен. И это не считая малых детей до четырех-пяти лет. Правда, большую часть общины составляли бабы да эти самые малые дети, оставшиеся без кормильцев, но защитить поселение все-таки было кому, так как некоторые общинники служили в пешем ополчении. Именно наличие защитников перевесило при решении вопроса, где обосноваться и строить жилье. Еще в пути большинством голосов мужей, то есть общинников, которые могли держать оружие, решили не идти под князя, а отправиться на новую землю, еще не обложенную погостами. Таковую, занявшись расспросами по пути в Суздаль, нашли на реке Ветлуге, где обитали черемисы и остатки вытесненных ими отсюда на реку Вятку отяков. Рядом, чуть западнее, а также в самих суздальских землях жила меря, а если от устья Ветлуги перебраться на другой, правый, берег Волги, то можно было столкнуться с мордвой. Черемисы тоже обитали по этой стороне реки, и часть их селений доходила почти до ростовско-суздальских земель, платя дань этому княжеству. Вниз же по Волге и частично в низовьях Оки черемисы были уже под пятой Волжской Булгарии. А тут, в Поветлужье, как рассудили переяславцы, ни то ни се. Если обоснуемся без ссор с соседями, то заживем без пригляда, а будет плохо — уйдем в верховья Ветлуги, куда почти довело свои восточные границы Ростово-Суздальское княжество и чуть севернее которых была зона влияния Великого Новгорода.