Борготта был прав, гори он огнем.
– Лусэро Шанвури. – Борготта шагнул к карлику. – Согласен ли ты взлететь вместе с нами на орбиту Китты, а если понадобится, и дальше?
Сюртук Борготта держал в руках. Сорочка осталась спущенной, плечо – голым, и было видно, как татуировка ускоряет вращение.
– Да, – еле слышно откликнулся Папа.
– Спрашиваю еще раз: согласен ли ты взлететь вместе с нами в открытый космос?
– Да.
– И в третий раз спрашиваю: даешь ли ты согласие на совместный взлет?
– Да!!!
Наверное, Папа думал, что кричит. Или просто кричал, как мог. Дернулся костистый кадык. Открылся рот, на подбородок стекла ниточка слюны. Белые незрячие глаза налились кровью, приобрели розовый оттенок, превратив карлика в кролика. Старый антис задрожал всем телом, когда люди напротив превратились в живые костры. Жены Папы разразились истошным визгом, отворачиваясь к забору, закрывая лица рукавами: убийственный свет грозил лишить их зрения. Дети орали от восторга, пытаясь выглянуть из-за ладошек. Огонь и свет, свет и огонь – Тумидус даже начал опасаться, что взлет получится «горячим», с последствиями. От костров, еще недавно носивших имена коллантариев, потянулись шипящие шнуры, до боли напоминая змей, кублящихся на плече Лючано Борготты. Змеи вязали петли, вились, плели сложный орнамент, во многом он совпадал с татуировкой, и, когда змеи связали всех, включая Папу Лусэро, в единое целое, композиция нашла свое завершение.
– Ай-яй-яй, они пришли за Папой,
Аллилуйя, они пришли за Папой,
Белый бвана раз…
* * *
С изнанки, в галлюцинаторном комплексе, космос над Киттой был лощиной, каменистым распадком. Его держали в горсти морщинистые ладони холмов: пологих, густо заросших зеленью. Звенели ручьи, галдели птицы, потревоженные вторжением целого отряда вооруженных людей. Ветер трепал кроны деревьев, срывал листья и бросал, наигравшись.
В реальном космосе листвой служила межпланетная пыль, внешне похожая на порошок магнетита. Солнечный ветер пронизывал скопления пыли насквозь: краткий, неуловимый миг – и поток заряженных частиц уже мчался дальше.
– Ай-яй-яй, – спел военный трибун, не попадая в ноты. – Ай-яй-яй, а мы пришли за Папой…
Он попытался вспомнить, когда пел в последний раз. Выходило, что в детстве.
– Аллилуйя! – подхватил Борготта. Дела со слухом у него обстояли лучше. – Аллилуйя, мы пришли за Папой!
– Белый бвана раз!
– Белый бвана два!
– Белый бвана три, – согласился Тумидус-младший.
Судя по блаженной ухмылке, Марк был под кайфом. В любой другой ситуации офицер имперской безопасности сел бы за такую ухмылку под домашний арест. А за татуировки…