— Который ездит по городу и следит за маленькими мальчиками, — ухмыльнулась Кристин Олссон. — Маловероятно, как мне кажется.
— Я тоже не верю в совпадения, — покачал головой Бекстрём.
— И я, — поддержала его Утка Карлссон, а Олссон и Олешкевич кивнули в знак согласия.
— Зато, по моему глубокому убеждению, Даниэль Джонсон — типичный маньяк контроля, — продолжила Утка. — И он не в состоянии побороть это. Даже если понимает, что ему надо сидеть тихо.
— Я тоже так думаю, — согласилась Кристин Олссон. — По крайней мере, у меня создалось такое впечатление из рассказа Каролин, работавшей у него. Он был настоящим разгильдяем, когда дело касалось его самого, но при этом мог цепляться к массе странных деталей, когда речь шла о других людях. К мелочам, на которые он просто не желал закрывать глаза.
— Свою вторую жену, — добавила Анника Карлссон, — ту, с которой я разговаривала, он ведь преследовал. Ей даже пришлось обратиться к своему брату, чтобы тот пуганул его хорошенько и заставил отстать.
— Ладно, — сказал Бекстрём. — Тогда остается один интересный вопрос: кто из нас проболтался? Как могло получиться, что Даниэль Джонсон узнал о том, чем мы занимаемся? Об этом ведь не было ни строчки в газетах и ни слова в Сети. Последнее я лично проверил. И все равно он, похоже, в курсе событий.
— Кроме того, ему явно известно о малыше Эдвине, — добавила Анника Карлссон. — А его имя не упоминается даже в наших бумагах. Он же малолетний. Особо засекречен как свидетель. Об этом я лично позаботилась, можете не сомневаться.
— Итак, — обвел взглядом присутствующих Бекстрём, — кто же раскрыл рот?
— Уж точно никто из нас, сидящих здесь, — заверила его Анника Карлссон. — О Наде, Ниеми и Фернандесе ты тоже можешь забыть. Морской полицейский, кинолог? Конечно, они видели Эдвина, но им вряд ли известно, как его зовут и где он живет, и они понятия не имеют о Даниэле Джонсоне.
— Дайте мне хорошие предложения, — потребовал Бекстрём.
— Я проверил то, о чем говорил шефу, — сообщил Олешкевич. — Относительного того, что Хвасс и Джонсон вместе изучали уголовное право в Стокгольмском университете. Осенью 1992 года. Пожалуй, маловато, но мне удалось накопать еще немного.
— И что же? — спросил Бекстрём.
— Они сдавали зачет в один и тот же день. Хлипковато, конечно, но часто потом устраивается маленькая вечеринка, и там может ведь всякое случиться. Одни празднуют победу, а другие хотят выпить с горя.
— И какие оценки они получили? — поинтересовался Бекстрём.
— Хвасс хорошую, но она особо среди сокурсников не блистала, а вот Джонсон зато очень хорошую. Максимально возможный балл.