— Чем? — не понял Гартмут.
— Как чем? В ближайшие годы тебе с твоим уникальным даром есть чем заняться. Когда о тебе узнают, тебя станут рвать на куски, лишь бы заполучить к себе. Возможно, именно тебе выпадет судьба избавить мир от чумы и даже — кто знает! — от многих других болезней. И ты еще не рад?
— Нет, — тихо ответил мальчик.
— Почему? — резко спросил барон, нахмурившись.
— Я не знаю, — покачал головой Гартмут.
Его терзали неясные предчувствия. Словно тысячи невидимых злобных глаз были ежедневно, ежеминутно устремлены на него. За ним следили, его боялись. Он не знал, чем это кончится. В школе заметили, что он стал замкнут, чем-то постоянно опечален. А он в тоске следил, как время от времени мимо классных окон пролетают черные нетопыри и огромные игольчатые стрекозы, и чувствовал исходящую от них смертельную ненависть.
Перед летними каникулами он заметил необычайное скопление призрачных тварей у дома барона. На крыше дома теперь постоянно сидела жуткая костлявая птица с мертвыми глазами, похожая на пеликана, сидела неподвижно, словно чего-то ожидая. А по крыльцу ползали мокрицы и черви, всползали на дверь и снова шлепались наземь, точно не решаясь проникнуть внутрь. Да и сам барон за последние месяцы резко сдал. Левая нога совсем отказалась служить ему, и он теперь по большей части сидел в глубоком кресле в библиотеке, погрузившись в свои книги. Он исхудал, его стала мучать дрожь в руках. Что-то неумолимо подтачивало его здоровье, и он знал об этом.
Когда Гартмут рассказал ему о необычайном поведении духов, Берлепш только усмехнулся.
— Кто-то в меня уже пролез, — с обычной своей прямотой заметил он. — Хотя я наложил кое-какие магические затворы. Этого следовало ожидать, — добавил он, глядя, как сник Гартмут при его словах. — А ты что же, думал, что тебя это не коснется? Нет-нет, они просто нащупывают твое больное место.
— Что-то мне совсем худо, — сказал он на следующий день, когда Гартмут снова зашел к нему. — Подтачивает меня какой-то червь. Ну что, как там? Много их?
Мальчик кивнул. К дому барона сползались уже не безмозглые черви и мокрицы, — сейчас сюда стягивались основные силы — разумные и злобные лисы, лемуры, нетопыри. Длинные черные змеи извивались на крыльце.
Барон, впрочем, на этой последней черте не терял чувства юмора.
— Надо мне поставить итоговый опыт — попить чай с твоим гугельхупфом. Не сомневаюсь, он превосходен на вкус. Съем кусочек и стану записывать ощущения, пока не сыграю в ящик.
— Я пойду и превращу их, — вскочил Гартмут.
— Не стоит, малыш, — удержал его за руку Берлепш. — Не трать силу. Другие набегут. Главное не они, главное — то, что уже заползло в меня и теперь гложет изнутри. Ну все, иди домой, а то отец тебя хватится.