Его победа не вызвала в нем никаких чувств. Он знал, что выполнил свой долг.
Прибежище духов он разорил спокойно и буднично, как садовник уничтожает гнездо муравьев.
Низкое февральское небо над Финским заливом. Мелкий плотный дождь со снегом, ледяной ветер.
Небольшой пароход «Император Александр I» только что отвалил от Артиллерийской пристани и теперь споро шел мимо стенок кронштадтской гавани, направляясь сквозь строй грозных военных кораблей к видневшейся неподалеку темной громаде форта, которая выделялась своими размерами даже на фоне других огромных фортификаций, раскиданных по всей гавани.
Гартмут уже знал, что в России всякая видимость обманчива. Встающей впереди суровой морской фортеции вскоре предназначено стать мирной противочумной лабораторией; пароход с помпезным названием в просторечии звался «Микробом»; а лысоватый сутулый человек в простой офицерской шинели, стоящий рядом на палубе и поеживающийся под порывами леденящего ветра, принадлежал к императорской фамилии.
По итогам памятной ночной встречи в стенах Института экспериментальной медицины доктор Гартмут Шоске стал советником главы КОМОЧУМ. В буквальном смысле этого слова тайным советником — кроме принца Ольденбургского и самого Гартмута об этом назначении знал только директор института Лукьянов. Там же, на ночной встрече, принц Ольденбургский под удивленными взглядами доктора Лукьянова обрисовал перед Гартмутом круг его новых обязанностей.
Первой задачей было осуществить проверку кронштадтского форта «Александр I», отведенного под противочумную лабораторию, на предмет уязвимости от проникновения болезнетворных духов. Гартмут должен был также участвовать в поездке двух сотрудников института в Тургайскую область для определения месторасположения будущих противочумных лабораторий. Принц четко обозначил основное условие для выбора месторасположения — вблизи будущих лабораторий должны были полностью отсутствовать скопления болезнетворных духов, поэтому Гартмуту было наказано проводить детальнейший осмотр участка и соседних территорий. В случае обнаружения скоплений духов или единичных сущностей необходимо было подыскать другое место.
Гартмут был приятно удивлен такой предусмотрительностью. Он понимал, что поверить в присутствие мира духов несложно, и он знал множество людей, экзальтированных и не очень, которые с головой бросались в увлечение спиритизмом. Но его дар был другим. Гармут не был медиумом. Он ни разу не видел ни одного призрака и не верил в рассказы о привидениях и духах умерших. Зато мир болезнетворных сущностей был всегда перед глазами. Когда Гартмута совсем допекали вопросами о том, какие бывают духи, он начинал спокойно рассказывать, что наблюдает вокруг, — и не без удовольствия видел, как расширяются от неподдельного изумления глаза его собеседников.