На Гартмута эти странные фантомы не обращали никакого внимания, и это тревожило его — при виде их он не чувствовал ни страха, ни отвращения, а только брезгливо обходил их стороной, высоко поднимая ноги и не обращая внимания на прохожих, удивленных странными ужимками иностранца.
Очень быстро происхождение всех этих демонских легионов стало ясно ему. В городе не было ни канализации, ни водопровода — Петербург буквально стоял на нечистотах. Выгребные ямы не опорожнялись месяцами. Застойная вода некоторых каналов, засоренная всяким хламом, превратилась в зловонную жижу. Волны холеры прокатывались по городу, ежедневно оставляя за собой десятки жертв, чьи фамилии печатались в газетах. Пресыщенные мохнатые змеи на паучиных лапах лениво расхаживали по улицам, выбирая жертв себе по вкусу. А рядом с ними неспешно ползли на брюхе многоногие пауки, которые в местных условиях разрослись до размеров курицы. На подоконниках неподвижно сидели черные стрекозы, в арках висели вниз головой костлявые нетопыри — страшным бичом петербуржцев, кроме холеры, были корь, чахотка, дифтерит.
Соседом Гартмута по лестничной площадке был маленький старичок, отставной чиновник министерства путей сообщения. Откуда-то прознав, что Гартмут немец, старичок остановил его прямо на лестнице, представился Владимиром Георгиевичем Панкратовым и принялся, перейдя на сносный немецкий, вспоминать о шалостях студенческой поры в Марбурге. Гартмут сначала вежливо слушал, а потом, случайно переведя взгляд за спину Владимира Георгиевича, затаил дыхание.
Там, на верхней ступеньке лестницы, неожиданно появился призрачный коробок спичек. Немного помедлив, он прополз до порога квартиры Владимира Георгиевича и нехотя остановился. Вслед за ним на верхнюю ступеньку вскарабкалась поварешка. Ей было трудно — лапок у нее не было, поэтому ей приходилось извиваться, как гусенице. Добравшись до двери Владимира Георгиевича, она застыла как будто в изнеможении.
Вслед за ней на лестнице начали появляться другие странные призраки, и Гартмут, извинившись, даже подошел к лестнице и глянул вниз, чтобы понять, кто еще пожалует сегодня к Владимиру Георгиевичу в гости.
Гостей было много — длинная процессия ложек, пузырьков, ящичков, щеток для обуви и прочих жутких финтифлюшек ползла вверх по лестнице, помогая друг другу залезать на ступеньки. Скоро перед дверями Владимира Георгиевича их скопилось столько, что им пришлось взобраться друг на друга, образовав омерзительный на вид, мерцающий завал, шевелящийся, словно клубок гадов. Гартмут не знал, что делать, как предупредить Владимира Георгиевича, который все говорил, закатывая глазки и облизываясь. И еще он странно поперхивал временами, каждый раз потирая горло и длинно извиняясь: «Как-то, знаете, в последнее время того-с. горло словно бы сухое. прошу покорнейше извинить-с!» И Гартмут понял, что гости сегодня приходят к Владимиру Георгиевичу не в первый раз. Волны жалости к этому человеку захлестывали его. Он просто не мог слушать его рассказы.