Пушкин в IV песне поэмы «Руслан и Людмила» отозвался на эту балладу Жуковского так:
Друзья мои, вы все слыхали,
Как бесу в древни дни злодей
Предал сперва себя с печали,
А там и души дочерей…
Пушкин счел необходимым разоблачить набожность баллады Жуковского и превратил непорочных дев в жриц сладострастия. Этим он как бы противопоставил аскетизму Жуковского собственное понимание жизненных радостей. Но все сказанное — только пролог к тому, что произошло дальше.
В 1832 году вышла в Москве небольшая книжечка «Двенадцать спящих будочников», своим заглавием пародирующая повесть Жуковского. Автор этой примечательной книжки Елистрат Фитюлькин в поэтическом смысле оправдал свою фамилию: дарование у него очень скромное. Тем не менее он решил своим произведением две задачи — с одной стороны, это была пародия, написанная в стиле и размере подлинника, и с другой — сатира на лихоимство и произвол полиции. Жуковский писал свою повесть четырехстопным ямбом. Вот его посвящение А. А. Протасовой:
Моих стихов желала ты —
Желанье исполняю;
Тебе досуг мой, и мечты,
И лиру посвящаю.
У Фитюлькина в балладе тот же размер, но содержание другое. Тут действуют не спящие девы, а спящие будочники, иначе — полицейские, которые вместо несения службы или спят, или мечтают о выпивке:
И каждый весело гласит:
«О водочка драгая!
Какое сердце не дрожит,
Тебя благословляя!»
Перед грозной полицией является сатана, чтобы купить души, но даже он, испугавшись, теряет свою силу и просит пощадить его:
Несчастный сатана сробел,
Стоял, молчал, бледнея,
А сыщик снова налетел
И хвать его по шее!
Геенны бедный царь во прах
Пред ними поклонился
И милости просить в слезах
У грозных он решился.
Тщетно умоляет сатана продать ему души — куда там! Полицейские говорят ему, что это невозможно до тех пор,
Покуда пьян из нас никто
Не станет напиваться.
А так как никогда сего
Отнюдь не может сбыться,
То должен ты без ничего
Всвояси возвратиться!
Такая злая сатира на полицейскую власть не могла пройти для автора и цензора безнаказанно. Напрасно автор умолял в начале баллады:
Цензурушка, голубушка!
Нельзя ли пропустить?
Я господа о здравии
Твоем буду молить.
Свободу я тиснения
Всегда буду бранить!
Цензурушка, голубушка!
Нельзя ли пропустить?
Цензор пропустил книжку в печать, но поплатился за это своим местом.
А началось все с довольно странной рецензии, помещенной в «Северной пчеле» 15 февраля 1832 года. В этой рецензии была только одна фраза: «Ни слова!». Конечно, одно это уже настораживало.
Исполнявший должность московского обер-полицмейстера полковник Муханов доложил генерал-губернатору князю Д. В. Голицыну, что целью сочинителя, а равно и цензора было очернить полицию в глазах непонимающей черни и поселить чувство пренебрежения, а потом и неповиновения. Книга была представлена Николаю I.