— Ого! Не на шутку взялись! Серьёзные, видать, люди!
— Ну, если этих краснозадых уберут, никто и не заплачет! Страна чертокопытом летит, а они знай горлопанят! Байки травят! Мировая революция, твою мать! Вот и получили!
— Ты не очень-то. Эти, думаешь, лучше? Все они одним дерьмом мазаны. Все на наших шеях да горбах выезжают!
— И то правда, никому уже веры нет… При Николашке-то хоть хреновый, а порядок был!
— Да иди ты со своим Николашкой! Опять, значит, господ нам на головы насадят? Работай на них, оглоедов, с утра до ночи…
— Зато при красных ни господ, ни порядка, ни работы! Благодетели, чтоб их…
— Ага! А эти тебе прямо на блюдечке всё поднесут! Жди! Дерьма на лопате!
«На-ро-до-правство»! Во как завернули! — скрежетал высокий, сутулый, седобородый дед у самой тумбы. — Народоправство! — веско, со значением повторил он, будто на вкус попробовал и оценил. — Хорошее дело!
— Народ, стало быть, править будет? Ну-ну… Слыхали!
— А вон, глядите! — обернулся на толпу от тумбы худощавый молодой человек в студенческой тужурке. — Всю землю — в собственность крестьянам! Эй, дядя! Ты что скажешь?
— А я чего? — пожал плечами мужик в грубых штанах, лаптях и с котомкой через плечо. — Поживём — увидим. Только враньё это.
— А вдруг? — ехидно сощурясь, наседал студент.
— Вдруг только дрисня, — рассудительно возразил крестьянин. — Знают, на что нас можно взять. Только нет больше дураков. Красные вон тоже сладко пели…
«Будет привлечен частный капитал», — снова донёсся до Антона знакомый звонкий голос от тумбы.
И тут же пошло-покатилось:
— Капитал… Вон к чему, значит! Так бы и начинали, чтобы сразу ясно! Тьфу!
— Спекулей узаконят, выходит? А нам опять хрен на блюде, кланяйся ходи да плати втридорога… Да пошли они к едрене фене!
«Владычество хулиганов»! Во как! Это про красных, — пояснил звонкоголосый грамотей. Антон вспомнил его. Это был Мишка Шарапин, тоже реалист, классом младше Антона. Крикун и заводила всякого озорства. Его голос то и дело звучал в коридорах на переменах и на заднем дворе после занятий. А теперь в нём появились важность и степенность. Ещё бы! Просвещает людей. Помогает читать важный документ! И горожане охотно откликались.
— Точно! Шпана краснопёрая! Так их, пусть охолонут! Хулиганы и есть. Наглые и безмозглые… — близоруко щурясь, проскрипел тщедушный, с густыми бакенбардами, старикан, похожий на гостиничного швейцара.
— Погоди, папаша, теперь эти хулиганить станут! Шило на мыло!
— Поживём — увидим, — опять вздохнул крестьянин. Тихо и примирительно. — Кто нас спрашивает-то? Бог милостив, чем-то да закончится вся эта ерундовина. Не навек же эта чехарда… Так не бывает.