Наш гнев тех дней мы хранили для предательских рабочих верфи, которые придумывали все более и более изощренные способы нашего убийства. В то время как мы противостояли ярости моря и вражеским орудиям смерти, эти вредоносные, убийственные трусы сидели в довольстве и относительной безопасности Лорьяна. Мы решили между собой, что любой человек не из нашего экипажа, пока мы стоим в порту, должен расцениваться как потенциальный враг. И в то же время мы постарались научиться жить без полноценного капитана у руля корабля.
Ранним утром 28 сентября Чех в конце концов бросил на кровать полотенце и велел передать в штаб 2-й флотилии подводных лодок радиограмму о том, что мы возвращаемся на базу. Все попытки исправить главную помпу ни к чему не привели, а без нее мы были бессильны в ситуации глубокого погружения. Мы ожидали какую-нибудь наставительную речь, произнесенную Чехом, но он был единственным, который выглядел так, словно нуждался в моральной поддержке. Он выглядел так, словно потерял весь моральный дух. Без своего друга, старпома Боде, всегда разделявшего его общество, Чех превратился в нелюдимого призрака, бродящего по нашей лодке.
Если Чех старался держаться в стороне и как можно меньше заниматься делами лодки, то наш новый старпом, Пауль Майер, действовал смело, стараясь вернуть нас на базу так быстро, как это только возможно. Вместо того чтобы красться под водой шагом улитки, Майер вывел нас на поверхность для устойчивого скоростного бега. Он поступил так потому, что, как только зимние шквалы начали налетать один за другим, мы получили более-менее надежный шанс прорваться в Лорьян необнаруженными. Эта идея старпома сработала. Тяжелые шторма делали путь трудным, но мы смогли пересечь Бискайский залив раньше, чем обычно. Майер удивил нас своей смелостью и острым умом. Мы были очень обрадованы, когда сообразили, что этот умный и знающий старпом занял вакуум, образовавшийся после упадка духа командира.
Утром 30 сентября мы втягивались в безопасный бункер в Лорьяне. Чех немедленно сошел на берег для доклада Эрнсту Кальсу, нашему новому командиру флотилии и кавалеру Рыцарского креста. Стыд и душевные муки были написаны на его лице, когда он сходил на берег, – ему снова пришлось возвратиться, не вступив в контакт с противником.
Что касается нашего морального духа, мы по-прежнему пребывали в хорошем настроении, во всяком случае внешне. Мы по-прежнему верили в окончательную победу, хотя не думаю, что среди нас было много таких, которые надеялись дожить до этого.
Интенсивность английских бомбардировок за время нашего отсутствия значительно возросла. Активность вражеской авиации над районом расположения немецких субмарин была особенно значительной в ночное время. Практически каждую ночь нас поднимал по тревоге вой сирен, предупреждающий о воздушном нападении. У нас оставалась только минута или две, чтобы добежать до узких «щелей», отрытых около бараков, после чего осколки бомб начинали летать во всех направлениях.