Опасное лето (Янссон) - страница 30

С колотящимся сердцем они задом наперёд подошли к колодцу и остановились.

Снорочка взяла Филифьонку за лапу.

Полоска солнца на востоке стала шире, дым от костра окрасился в розовый цвет.

Они быстро повернулись и посмотрели в воду.

Они увидели себя, край колодца и светлеющее небо.

Дрожа всем телом, они ждали. Ждали долго.

И вдруг — о нет, это слишком ужасно! — вдруг над их отражениями в воде появилась огромная голова.

Голова принадлежала хемулю!

Злому и уродливому хемулю в полицейской фуражке!

Нагнувшись, чтобы сорвать последний, девятый цветок, Муми-тролль услышал душераздирающий крик. Он подпрыгнул, мигом развернулся и увидел большого хемуля, который в одной лапе держал Снорочку, а в другой — Филифьонку и потрясал ими в воздухе.

— Я посажу вас в тюрьму! — кричал хемуль. — Поджигатели морровы! Что, скажете, не вы сорвали и сожгли все таблички? Не вы?

Но они, разумеется, ничего не могли сказать в своё оправдание, потому что дали обет не говорить ни слова.

Ах, знала бы Муми-мама, проснувшись в тот праздничный день, что её сын угодил за решётку! Знала бы дочь Мюмлы, что её младшая сестра спит в шалаше Снусмумрика, свернувшись в мотке ангорской шерсти!

Ни Муми-мама, ни дочь Мюмлы ничегошеньки не знали, но надеялись на лучшее. Ведь они столько раз попадали в странные и запутанные истории, которые никому из их знакомых даже не снились, однако всё всегда кончалось благополучно.

— Малышка Мю вполне может о себе позаботиться, — сказала дочь Мюмлы. — Я больше беспокоюсь за тех, кто ей встретится!

Муми-мама посмотрела на улицу. Шёл дождь.

«Лишь бы они не простудились», — подумала она и осторожно села в кровати.

Осторожность приходилось соблюдать во всём: после посадки на мель дом так накренился, что Муми-папа даже приколотил мебель к полу. Особенно неудобно было сидеть за столом: тарелки то и дело съезжали на пол, а когда их прибивали гвоздями — раскалывались. Все чувствовали себя альпинистами в бесконечном горном походе. По комнате перемещались боком, ступая одной лапой чуть выше, а другой чуть ниже. Муми-папа начал уже беспокоиться, как бы у всех одна лапа не стала длиннее другой. (Хотя Хомса считал, что если начать ходить в другую сторону, ноги вполне ещё могут выровняться.)

Эмма, как всегда, мела пол.

Толкая перед собой кучку мусора, она с трудом карабкалась вверх. На полпути мусор сползал вниз, и Эмме приходилось начинать всё сначала.

— Не проще ли мести в другую сторону? — спросила Муми-мама, искренне желая помочь.

— Будут тут всякие учить меня, как подметать, — сказала Эмма. — Я мету в эту сторону с тех пор, как вышла замуж за заведующего постановочной частью Филифьонка, и буду мести так, пока не умру.