— Примадонна? — переспросила Миса.
— Да, главная актриса. Та, которой всегда достаются самые лучшие, самые увлекательные роли и которую все всегда слушаются. Но упаси…
— Я хочу быть примадонной, — перебила её Миса. — Только, чур, я буду играть печальную роль. Такую, где надо рыдать и вскрикивать.
— Тогда тебе надо играть трагедию или драму, — сказала Эмма. — И умереть в конце.
— Да! — воскликнула Миса, и щёки её запылали. — Подумать только — стать кем-то совсем другим! Никто больше не скажет: «Вон идёт Миса». Они будут говорить: «Посмотрите на эту печальную даму в красном бархате… великую примадонну… она столько страдала».
— А ты не могла бы сыграть что-то для нас? — спросил Хомса.
— Я? Сыграть для вас? — прошептала Миса, и на глаза её навернулись слёзы.
— Тогда я тоже хочу быть примадонной, — заявила дочь Мюмлы.
— И что вы будете играть? — недоверчиво спросила Эмма.
Муми-мама посмотрела на Муми-папу:
— Думаю, ты вполне мог бы написать для нас пьесу, если Эмма согласится немного помочь. Ты же писал мемуары — вряд ли писать стихи намного сложнее, правда?
— Я — пьесу? Ну нет, я не могу, — сказал Муми-папа и покраснел.
— Конечно можешь, дорогой, — сказала мама. — А мы выучим её наизусть, и все захотят посмотреть на нашу игру. Зрителей будет много, они будут приходить, приходить, а потом рассказывать своим знакомым, какое это было замечательное представление, и в конце концов Муми-тролль тоже прослышит о нас и вернётся домой. Все вернутся домой, и всё будет хорошо! — заключила Муми-мама и радостно захлопала в ладоши.
Они неуверенно посмотрели друг на друга.
Потом на Эмму.
Эмма развела лапами.
— Уверена, это будет фиаско и сущий ужас, — сказала она. — Но если вам так уж приспичило опозориться, то я готова дать несколько советов. Когда у меня будет время.
И Эмма продолжила рассказ о том, как играют в театре.
* * *
Вечером Муми-папа дописал пьесу и прочёл её остальным. Никто его не перебивал, и, когда он закончил, воцарилась полная тишина.
Наконец Эмма сказала:
— Нет. Нет, нет, нет. Нет и ещё раз нет!
— Что, так плохо? — пав духом, спросил папа.
— Хуже, — сказала Эмма. — Вы только послушайте:
Я льва не боюсь,
С маслом съем, не подавлюсь.
— Кошмар, — заключила она.
— Но я определённо хочу, чтобы в пьесе был лев, — обиженно проговорил папа.
— Надо писать гекзаметром! Гекзаметром! А не рифмами.
— Что это значит — гекзаметром? — спросил папа.
— А вот что: там-тара-там-тарара-тара-тамтам-та-рара-ра-тата, — объяснила Эмма.
Муми-папа просиял.
— То есть так: лев мне не страшен ничуть, одной левой его я повергну? — спросил он.