С переодеванием сложностей не возникало, проблема была в том, как именно разделаться с Мораном. В моем распоряжении была от силы неделя, поэтому в три или четыре следующих вечера я выскальзывал на улицу, напялив древний бушлат и залатанные брюки, толстый шарф, котелок и потрепанные башмаки, и сунув в один карман «галанд», а в другой фляжку, отправлялся патрулировать Кондуит-стрит. Меня, естественно, трясло от страха, но даже так я ощущал себя жутко странно: поджидать человека с целью прикончить его, в моем-то возрасте!
В первые две ночи его не было не слышно и не видно, но во вторник, вскоре после шести, Моран вышел на улицу. Я проследил за ним до кэба на Бонд-стрит и потерял, поскольку сам не мог взять кэб — любой уважающий себя кэбмен отходил бы хлыстом такого жалкого оборванца, — а попытка бежать за ним по мостовой закончилась бы яростной одышкой после первых десяти ярдов. Так что получилась еще одна потраченная ночь. Зато в среду полковник решил пройтись пешком. Он вышел из своих апартаментов в полном вечернем наряде и прошагал всю дорогу до Сент-Джеймса, где провел четыре часа в карточном клубе «Бэгетель». Обчищал карманы простаков, без сомнения. Затем отбыл домой в кэбе, и я опять остался с носом.
Я стал склоняться к тому, что это пустая затея. Шансы, выпадавшие до сих пор позволяли не больше, чем посылать проклятия ему вдогонку, да и бесплодные скитания по улицам серьезно подорвали мою решимость, наградив взамен простудой. Неимоверных трудов стоило выбраться из дому и проскользнуть обратно незамеченным, вдобавок — час от часу не легче — в четверг утром на меня свалилась встревоженная Селли, не знающая, что ей делать. Она получила от подонка записку, гласящую: «Ну, так как? М.».
Бедное дитя почти обезумело от ужаса, и мне кое-как удалось унять ее истерику, пока жена не прибежала на шум. Но зрелище отчаявшейся Селины принесло свои плоды: я решил для себя, что если Тигр Джек Моран будет еще жив в пятницу утром, это произойдет не из-за недостатка усилий с моей стороны. Если снова ничего не выйдет, я приду к нему домой, застрелю прямо в дверях и попытаюсь скрыться. (Вот до чего может дойти любящий дед — имейте в виду.)
Но в тот вечер я отправился на свой пост поздно, так как вынужден был поехать с Коннаут на розыгрыш армейского кубка по футболу в Олдершоте[1077] — смотрел, как две шайки дюжих молодцов месят друг друга в грязи. Стрелки клонились к восьми, когда я, облачившись в свои обноски, с замирающим сердцем выскользнул за дверь, сжимая в кармане пинтовую фляжку. Почти ровно в девять Моран показался на крыльце в оперной шляпе и складчатом плаще, помахивая длинной тростью. Он прошел буквально в ярде от меня: на миг свет газового фонаря выхватил из тьмы хищный профиль и топорщащиеся усы, я ощутил, как внутри у меня все холодеет, но полковник уже шагал дальше. Мне бросилась в глаза одна странность — под мышкой у него был плоский футляр. Но я был слишком озабочен, стараясь не отстать от Морана и наблюдая за его грациозными манерами — он выглядел опасным как никогда, — чтобы забивать голову всякими пустяками.