Последней соломинкой стала ночь во время пребывания в долине, когда мне так все осточертело, что я отправился в деревню выпить с крестьянами в таверне и вернулся домой перед рассветом. Некоторые из гостей не улеглись, они флиртовали, пьянствовали и бросали в мой адрес (так мне показалось) косые взгляды. Поднявшись по лестнице, я направился к нашей с Кральтой спальне, но был остановлен негромким предупредительным восклицанием. Я обернулся и узнал одну из maitresse-en-titre[1010] принца, ту самую обладательницу исполинского бюста. Она стояла в открытом дверном проеме в ночной сорочке, вовсе не предназначенной для сна.
— Принц сегодня проводит ночь с ее высочеством, — сообщает она с многозначительным взглядом.
Да неужели, думаю я. На момент мной овладело желание ворваться внутрь и оторвать его от нее, ухватив за развесистые рожки. Или, что скорее, ее от него, уж эта мне распутная стерва. Мадам «Гросбрустс»[1011] наблюдала за моей реакцией. Я задумчиво поглядел на нее: она улыбнулась, я ухмыльнулся в ответ; она пожала плечами, я рассмеялся, она рассмеялась тоже, колыхнув обширным владением, и, бросив взгляд из под ресниц, удалилась к себе в комнату, я шмыгнул следом, предвкушая приятно поразнообразить последнюю ночь своего пребывания в Австрии.
В усадьбе было в обычае, чтобы вся шайка собиралась на поздний завтрак в главном салоне, поэтому я выждал, пока все подтянутся, направил в апартаменты Кральты лакея с приказом упаковать мои вещи и отослать их на станцию, после чего под ручку с леди Необъятность вошел в зал и сообщил честной компании, что вынужден откланяться, поскольку срочные дела в Лондоне требуют моего присутствия (причем, как выяснилось, будто в воду глядел).
Кральта, восседавшая на почетном месте у очага в окружении прихлебателей, размешивавших для нее шоколад, побледнела. Она выглядела, вынужден признать, сногсшибательно в своей белой меховой накидке, навевавшей столь приятные воспоминания о «Восточном экспрессе». Я принес свои извинения, и глаза ее сверкнули, как бриллианты, когда она перевела их с меня на мою сдобную спутницу, а затем на принца (который выглядел, как мне показалось, измочаленным). Но она не была бы Кральтой, кабы не выразила совершенно безразличным тоном сожаления в связи с моим отъездом, причем по гордому лошадиному лицу не пробежало ни тени эмоций. Я поцеловал ей руку, раскланялся с принцем, посоветовав ему продолжать в том же духе, отсалютовал собравшимся и был таков, адресовав прощальную улыбку сидевшей во главе стола точеной фигуре в белом, с рассыпавшимися по плечам прядями золотистых волос и головой, склоненной в царственном жесте, запомнившемся с первой нашей встречи. По большому счету, мне наше расставание понравилось, хотя на ее счет я не уверен.