Впереди на идеально выстриженных газонах выстроились кусты, оформленные в зеленые шары и кубы, далее возвышались помпезный памятник какой-то венценосной особе и величественное здание с куполом, полный близнец овеянного давним счастьем музея. Солнце, стремившееся к вечеру, пронзало листву золотыми лучами, выстилало газоны полосами теней. Справа прилетал автомобильный гул, гудки, обрывки голосов — там пролег широкий бульвар, Ринг, знаменитое кольцо, опоясавшее центр Вены. Юльке хотелось бы забежать в Kunsthistorische Museum, но…
— Жили две сестры, Эстер и Лия. Старшая, Эстер (кстати, твоя прапрабабушка), вышла замуж за умнейшего Натана Эпштейна. Он бы мог поступить в университет и стать профессором математики, но ему нужно было на хлеб зарабатывать, а не учиться, да потом, евреев тогда в университеты не особо пускали. Он стал счетоводом, потом управляющим в магазине и своим умом стал зарабатывать хорошие деньги. А потом он женился на Эстер, чей отец владел этим магазином и еще двумя. Через пять лет у них было уже пять магазинов, Эстер носила шляпки из французской мастерской и ела у осетра только спинки, потому что тешу не любила.
— Бабушка, а что Лия?
— Лия влюбилась в красавца Давида. Он был такой веселый, что мог рассмешить даже дерево, и умел говорить женщинам такие комплименты — ай-яй-яй! Когда он шел по улице, в каждый дом его зазывали в гости. Никто не хвалил его ум, но это, наверно, потому, что хвалили все прочее. Однажды Давид посмел поспорить с отцом Лии, которому, вообще-то, никто слова поперек не смел сказать, а Давид ему: «Вы не совсем правильно ведете дело…» Ой, что было! С тех пор отец называл Давида «этот шлимазл» — неудачник…
— Но Лия все равно убежала с ним!
— Да. Она вышла за него замуж.
— И они жили бедно, но счастливо!
— Да. По четным дням у Лии и Давида на ужин был хлеб без масла, а по нечетным — их собственный смех.
— А прабабушка Эстер в это время ела пирожные. Лопала.
— Твоя прапрабабушка Эстер слушалась своего отца. Когда Лия сбежала, отец плюнул и сказал: нет у меня больше дочери! Никто в этом доме ее больше не знает. Мать поседела от горя, но она не могла возражать мужу. Такой он был человек, Шломо Хеллер, кулак у него был с пудовую гирю, а голос как у льва рыкающего. Его во время погрома четверо били насмерть, да не забили. Ну вот, Эстер и Натан, если не хотели прогневить Шломо, не должны были даже упоминать о Лие и Давиде, не то что в гости к ним ходить.
— Трусы.
— Не суди. Натан каждый месяц давал Эстер деньги «на булавки», так тогда говорили. Она эти деньги тайком относила сестре. Так Лия с Давидом скопили денег на то, чтоб уехать. Давид очень хотел, говорил: «В России еврей живет только до следующего погрома». И вот они на деньги Эстер уехали в Вену. Надо сказать, очень вовремя уехали, за год до большой войны.