— А Лия и Давид до сих пор живут в Вене?
— Что ты такое говоришь, Юлечка? Как же они могли бы жить, пусть даже в Вене, если Лия была младшей сестрой моей бабушки? Лия вышла замуж в тринадцатом году, немножко давно, правда? Нет, милая, Лия и Давид умерли. Вот как это случилось. В тридцать восьмом году Германия захватила Австрию. И евреи стали вне закона. Давиду раньше говорили: уезжай. А он не хотел. Он влюбился в Вену, в этот прекрасный город, он прожил здесь половину жизни. Опять же, дело здесь, опять же, у Лии абонемент в Опере, и подруги, и у сына с дочерью все друзья здесь. Как уехать? Друзья здесь, дело здесь, в Вене он уважаемый человек… А ты знаешь, Юля, что самое страшное? Что в секунду хорошая жизнь ломается. Когда войска Гитлера вошли в Вену, на следующий же день начались погромы. Магазинов, кафе, синагог. На тротуарах были надписи краской: «Нет захвату Австрии!» Так евреев заставляли опускаться на колени и оттирать мостовые зубными щетками.
— Фашисты заставляли?
— Толпа заставляла. И толпа смотрела. Люди превратились в демонов с картин Босха. Помнишь, когда на человеческом теле — голова крысы или змеи? Как жить, когда люди оборачиваются чудовищами?
Южная башня по левую руку, северная, высокая — по правую, нужно лететь вдоль длинного тела собора вперед, на северо-запад. Миновать четыре квартала — и первая площадь ее. Чистенькая прямоугольная площадь, светло-серые дома с классическим рустом на фасадах, в четыре-пять этажей, все соразмерно человеку, и кусты в кадках обрамляют вынесенные наружу столики кафе, здесь должно быть уютно, но нет. Юля подошла к мемориалу в центре Юденплац. Бетонная камера, приземистое здание, сложенное из сотен книг, закрытых Книг жизни, покорно выстроившихся на полках. Мемориал австрийского Холокоста.
На площади было пусто. Наверное, туристы огибали это место, его печаль, позор, давление вины и горя. В прекрасном городе легко найти другие центры притяжения: знаменитое кафе «Централь», например, с его невесомыми штруделями; прославленную Оперу, любой из двух десятков музеев… Юлька заплакала. Зачем она прилетела сюда? Почему не выбрала музей, где ее любимый Брейгель, где мирная зимняя земля и высокое замерзшее небе, а по снегу идут охотники и горит рядом теплый костер?.. Она подошла и приникла всем своим невидимым, неощутимым телом к бетонной стене из закрытых книг. Бетон не был холодным. Может быть, его нагрело солнце. Или души ушедших?
— Жили две сестры, Эстер и Лия. Эстер была тихая, послушная девочка. А в семнадцать лет она влюбилась в Давида Рафаловича, двадцатилетнего босяка, тачавшего для других сапоги и ботинки. Он любил ее и говорил ей: «Звездочка моя. Не могу без тебя жить». Она хотела выйти за него, но отец сказал: нет. Прошло пять лет. Выросла ее младшая сестра, Лия. Лия была смелая, озорная. Сколько парней на нее заглядывалось! Сам Яков Зусман, сын банкира, хотел свататься к Лие. А она встретила Давида, башмачника. Давид когда-то приходил к ним под окна, сестре нежные слова говорил. Лия тогда завидовала сестре: почему она старшая? Была бы я взрослой, красавец Давид ко мне бы ходил!