Отдохнули они и пошли дальше по подземной дороге. Ерошка говорит: «Дорога долгая, надо б ее байками скрасить. Расскажи, отец, почему ты бросил меня?» — «Устал я очень, — говорит Симеон. — Трудное это было дело, тебя, охламона, воспитывать. Да еще купеческим занятиям мешало. Что теперь, не положить же всю жизнь на алтарь чадолюбия? А тогда добрые люди мне подсказали, что есть такое заведение, куда можно детей сдать аж до самого их взрослого возраста. Надо только подождать сколько-то лет, а потом уже можно забирать готового гражданина. И будет он тебе во всех делах помощником, верным другом и почтительным чадом. Сдал я тебя в заведение, внес денежку немалую, да потом еще каждый год почтой энную сумму пересылал. Пришел, когда тебе восемнадцать стукнуло, думал: сейчас заберу человека доброго да разумного… А заведение то сгорело до угольев и давно бурьяном поросло, и ни сына моего, ни единой живой души не видно. Обманули меня, вот так».
Шли они, шли, и такая их жажда разобрала — сил нет терпеть. А воды никакой не видно. Симеон просит Ерошку: «Сыграй на гармошке, сынок». — «Вроде колдунья не советовала», — тянет Ерошка. «Ерунда. Сыграй, сынок. Не спасемся, так развлечемся». Заиграл Ерошка на гармошке — и открылась в земляной стене дыра, а через нее — ход в пещеру больше царских палат. И висят в той пещере сталактиты, с одного вода капает, с другого морс течет, с третьего квас, а с пятого — вино шато латур.
Поспешил Симеон в пещеру, а за ним, цепью бренча, Ерошка ковыляет. «Отчего это мне идти трудней?» — думает Ерошка. Посмотрел вниз — а у него ноги по щиколотку стали фарфоровые. Блестит авантажно, и ботиночки лазоревые, да только идти боязно — а ну разобьешь? Напился Ерошка квасу, напился Симеон воды да потянулся к шато латуру. А тут из темного лаза подгорные тролли выскакивают — тьма тьмущая. Обступили они Симеона и Ерошку, завопили: «Ах, негодяи, как посмели вы без дозволения наши самолучшие сталактиты доить?» Схватили их и поволокли на суд к своему царю.
Сидит на сахарном троне царь троллей в короне из мокриц, сам толстый, бородавчатый, страшный. Посмотрел он на Симеона с Ерошкой и говорит: «За то, что вы в моих владениях без спроса хозяйничали, будет вам испытание. Сумеете над пропастью по иголке пройти — спасетесь. А нет — жалеть не стану». Поставили Симеона с Ерошкой перед иголкой без конца, через подземную пропасть перекинутой. Внизу пропасти течет река огня, и в той огненной реке тени плывут и пляшут. А другой край пропасти так далеко, что в тумане скрывается. Пошли Симеон с Ерошкой по иголочке. Один качнется — другой удерживает, хоть какая польза от цепи, их сковавшей. Идут, идут, застонал Симеон: «Не могу больше. Сыграй ты, Ерошка, на гармошке». Ерошка ершится, «не» да «не», неохота ему с фарфоровыми ногами ходить. Но Симеон не отступает: «Играй, неслух! Я упаду — тебя за собой утяну. Играй! Не спасемся, так развлечемся».