— Дочь местного феодала. Прежний король подарил ему Иорвик. За что, неизвестно, но угадать можно – прогнулся. Бетти, так он ее зовет, единственная наследница.
— Ты ей нравишься.
Я хмыкнул.
— Ну да! — вздохнула Катя. — Кому я это говорю? Разве это меня встречали плакатами: "Женись на мне"?
— Я здесь никто.
— Не прикидывайся! Поставь себя на место девочки. Она живет в уютном мирке. Всех огорчений – пересоленная еда или неотглаженное платье. А тут нападение разбойников и угроза жизни. Ее могли изнасиловать, что, по местным представлениям, хуже смерти. И вдруг являешься ты, весь из себя прекрасный и загадочный. Убиваешь разбойников, спасаешь девочку. Неудивительно, что она запала. Будь осторожен. Эта рыженькая не проста. Запустит коготки, не вырвешься!
— Не беспокойся! — хмыкнул я. — Здесь сословное общество. Дочь феодала – не пара простому оружейнику.
Сестрица покрутила головой.
— К тому же, — добавил я, — единственная, кого я люблю, это ты…
— Жаль, что нам нельзя пожениться, потому что мы брат и сестра! — закончила она, и мы одновременно рассмеялись.
— Как родители? — спросил я, когда смех стих.
— Мама здорова, а вот отец…
Она погрустнела.
— Плох?
— Врачи говорят: от силы год.
— А пересадка?
— Не вынесет операции. Организм изношен. Стресс… Последние годы – сплошные огорчения. В том числе – ты.
— Я не его сын.
— Он любит тебя.
— Поэтому меня посадили? С парнями, чтоб не скучал?
— Вам предлагали помилование.
— Если признаем вину. Не притворяйся! Ты же видела мнемозапись. Резню в Хайберде устроили не мы. Но осудили за это нас – по сфабрикованному обвинению. Он не вмешался.
— Не мог. Сочли бы, что выгораживает пасынка. Это недостойно.
— Поправь меня, если ошибаюсь. Защитить невиновных – это недостойно. А вот посадить их в тюрьму – правильно и честно. Так принято в империи? Лицемеры!
Я встал и прошелся по комнате. За спиной всхлипнули. Я обернулся. По щекам Кати текли слезы. Я метнулся к ней и стал осторожно стирать их пальцами. Мирка, тревожно чирикая, вскочила сестре на плечо и стала лизать ей щеку.
— Я тебя очень люблю! — сказала Катя, успокоившись. — Но и папу – тоже. Вы оба хорошие. Но я не знаю, как вас помирить. Сердце разрывается…
Я сел рядом и обнял ее. Она уткнулась мне лицом в грудь.
— Отец не знал, что вас мучили, — сказала она тихо. — Его обманывали. После захвата Рудника начали следствие, кто и почему вынес неправосудный приговор? Но тебя успели осудить и выпихнули сюда. Прокурор принес протест, сейчас с этим разбираются, но, сам понимаешь, пройдет время…
— Кто за этим стоит?
— Не знаю! — вздохнула она. — Отец – тоже. Однако думаю, догадывается. Он перестал принимать Пальмера.