В интерьере преобладал стиль ретро. Черный и красный цвета были основными и едва ли не единственными оттенками в просторном трехэтажном замке, отстроенном в английском стиле. Посреди гостиной громко тикали огромные старинные часы. У камина стояли тяжелые подсвечники, на стенах висели сюрреалистические картины в тяжелых рамах, очень похожие на те, что рисовал Арсен в своей мастерской по ночам.
Наряды прибывающих гостей очень четко вписывались в интерьер гостиной — на дамах, как и на самой Катерине, были вечерние платья всевозможных оттенков красного, а мужчины предпочитали строгие черные смокинги.
В какой-то момент ей стало нехорошо среди этой разношерстной публики, с нездоровым интересом посматривающей в ее сторону. В голове шумело. Она ясно почувствовала, что сильно отличается от всех присутствующих на приеме гостей. Казалось, если Арсен выпустит ее руку, на нее набросятся и растерзают в клочья.
«У меня разыгралось воображение. Просто я не его круга, вот мне и кажется, что все эти странные люди настроены враждебно», — пыталась успокоить она себя. Но внезапно пробудившаяся интуиция кричала обратное, и Катя на всякий случай вцепилась в локоть жениха крепче.
Арсен подвел невесту к отцу и матери. Так было принято в его семье — сын приводил избранницу к себе домой, чтобы получить благословение родителей на брак.
Его отца звали Эдуардо. Высокий и худощавый, с острыми скулами на бледном, словно маска, лице, он внимательно посмотрел на Катю. Затем, будто почувствовав неладное, удивленно приподнял бровь, прочистил горло и склонил голову в знак приветствия.
Мать звали Агатой. Миниатюрная и хрупкая, с копной каштановых волос, в платье миди цвета бордо, с бесчисленным количеством украшений на тонкой шее и руках, она с тревогой посмотрела на сына.
— Ты точно уверен, что именно это твой выбор, Арсен? — растерянно переспросила мать. — Эта девушка далеко не та единственная, которая предназначена тебе судьбой.
Катя смутилась.
— Да, ма. Это мой выбор. Ни одна женщина в мире не заменит мне мою возлюбленную, — темные глаза Арсена сверкнули решимостью, и он прижал Катю к себе крепче, тем самым отсекая всякие сомнения.
— Тогда мы не имеем права лишать тебя личного счастья, — едва слышно проговорила мать. Но ее глаза, такие же темные, как у сына, поблескивали холодностью и враждебностью.
У Кати закружилась голова. Казалось, виски сдавили стальными тисками и никак не хотят отпускать, желая взломать. Кулон под платьем обжег кожу. Она беспомощно взглянула на будущую свекровь и все поняла без слов. Та пыталась забраться ей в душу. Катя сжала локоть Арсена с такой силой, что он озабоченно склонился к ней.