Патологоанатому было на вид лет пятьдесят, выглядел он усталым и каким-то безнадежным. Точнее, потерявшим всякую надежду. У него были сутулая спина, косолапые ноги, обутые в стоптанные, утратившие цвет и форму ботинки, длинные, неприкаянно болтающиеся руки, потухшие, глубоко посаженные глаза неопределенного серо-зеленого цвета. Его брови, уголки глаз, губы, усы и подбородок печально стекали вниз, являя собой маску уныния и безнадежности.
Конечно, профессия этого человека не располагала к излишнему оптимизму, но каждому взглянувшему на него, становилось ясно: профессия тут ни при чем. Просто его постигло глубокое, непоправимое разочарование — разочарование во всем: в людях, в жизни, в мироустройстве, в собственной профессии и в себе. И брел он по своему жизненному пути, исполненный пронзительной тоски и одиночества, едва передвигая ноги и понимая всю бессмысленность этого движения.
Жене стало его отчаянно жаль. Ее настроение мгновенно испортилось, она почувствовала, как апатия, витавшая вокруг патологоанатома, накрывает и ее безнадежным нежеланием действовать. Но, в отличие от патолога, действовать она была должна. А потому, встряхнувшись, приступила к делу, ради которого и проделала довольно долгий путь из города в серую промозглую несусветную рань ноябрьского утра.
— Василий Максимович, припомните, пожалуйста, Алексея Девятова, поступившего к вам около месяца назад с предположительным диагнозом «пищевое отравление», — вежливо попросила Женя.
— Ко мне, девушка, поступают только с определенным диагнозом «летальный исход», — равнодушно возразил Жене анатом.
— Хорошо, тогда Алексей Девятов с диагнозом «летальный исход», причиной которого предположительно было пищевое отравление, — проглотив внезапно родившееся в ней раздражение, переспросила Женька.
— Ну и что вам до этого Девятова, раз он все равно уже отравился? — без всякого интереса спросил патолог, не стремясь ничего вспоминать или отыскивать какие-либо данные по старому пациенту, или как правильнее назвать умершего человека, поступившего в морг?
«Тело», — сообразила Женя, успокаиваясь.
— У меня есть подозрение, что он был отравлен, и от того, так это или нет, зависит жизнь нескольких человек и судьба крупного предприятия. — Краски Женя, конечно, немного сгустила, но, как еще растормошить пофигистично настроенного анатома, она не знала.
— Отравлен? Этими консервами? — так же вяло переспросил анатом, демонстрируя тем не менее прекрасную память и владение материалом.
— Возможно, что и не консервами, а неким препаратом, вызывающим схожие с ботулизмом симптомы, — оживляясь, ответила Женя.