— А в договоре перечислены обязательно-необходимые условия для третьего пункта. Первое — раб должен испытывать возбуждение, смешанное с унижением, пропорциональное соотношение может быть равное или второе должно превышать первое. Второе — владелец должен получить моральное и/или физическое удовлетворение от процесса. Третье — получение рабом морального и/или физического удовлетворения от процесса обязательно-необходимым условием не является.
Я сначала прочел все это, и только потом почувствовал, как пылают у меня уши и щеки. Стыд ударил в голову как-то запоздало. Заодно память постаралась и выбрала самые возбуждающие воспоминания из сегодняшнего… использования меня, как объекта.
Мышь глянула на меня внимательно и остро, куда-то растеряв только что излучаемое ею добродушное сочувствие:
— Не понравилось?
— Сегодня? Знала бы ты, с чем я могу посравнивать!
— А, то есть унижаться и терять контроль для тебя нормально, если не бьют и не мучают?
Хаискорт! Хорошо ведь сидим, чего она прицепилась ко мне, как… бесы ее… Едва не отшвырнул договор!
— Нет, конечно!
— То есть ты в курсе, как это противно. И все равно даже не задумался, когда попытался это сделать со мной? И сейчас не особо угрызаешься, верно? — мышь сверлила меня строго-суровым взглядом, от которого делалось не по себе.
— Что я с тобой попытался сделать? — я даже как-то растерялся от ее обвинений.
— Ой, только не надо делать вид, что ты, свинюка ушастая, не пытался сегодня поиметь мой мозг, — мышь смешно наморщила нос и поправила очки. — То, что я сама ворона и доверилась тебе абсолютно зря, факта не меняет. Пытался. И уже наверняка радовался, что я стану послушная-послушная. Как кукла. Да?
— Я всего лишь усилил те желания, которые ты испытывала! Это другое… Я не хотел сделать тебе плохо. Я хотел… сделать себе хорошо. Понимаешь?
Судя по взгляду, которым меня одарили, понимания там не было. Мышь вздохнула с видом терпеливой мученицы.
— Когда тебя насилуют, против воли, а у тебя все равно возбуждение и оргазм, это уже не изнасилование, по-твоему? Тебе же хорошо сделали.
— Нет, то есть да… То есть нет! — запутала она меня этими своими вопросами. — Когда я сам вроде бы уже и хотел, но стеснялся, а меня взяли и возбудили — это одно. А когда я вообще не хотел, а меня возбудили — это изнасилование, хаискорт!
— Ну а я не стеснялась, — мышь сверлила меня своим серьезным взглядом. — Я не хотела. Такого не хотела. И все время где-то внутри об этом помнила. Тело стало как чужим, очень… мерзкое ощущение. Вот уж кто-кто, а ты должен бы понять. Когда не хочешь, а возбуждение уже не оставляет шансов.