Фолк терпеливо ждал.
Приблизившись, доноситель остановился в шаге от Фолка, потом демонстративно посмотрел на погоны офицера и его бледное, стареющее лицо расплылось в виновато-извиняющейся улыбке.
Поганому дню, решил Фолк, нужен и этот эпизод.
— Чего хотел? — спросил Фолк, не стараясь скрывать брезгливость.
— Прошу прощения, господин капитан, я принял вас…
— За полковника. Дальше.
Тот робко сделал пол-шага вперед — доверительная, слащавая улыбка не исчезала, и тихо заговорил:
— Если позволите, ваше благородие, я служащий порта — доноситель третьего разряда, Точ Ких, меня зовут.
— И?
— Имею сведения крайней важности, я бы сказал — государственной важности. — При этом он весь подался вперед.
— Вот что, любезный, — Фолк собрался уйти: — Ступай в полицию. Порядок знаешь.
— Нет, нет, господин капитан, это не по их части. Сведения настолько важны, что я даже по почте не решился доложить, собирался сам ехать в столицу, в департамент дознания.
— О чем речь? — резко спросил Фолк, чтобы сократить «изливания» доносителя.
— Речь собственно, о… Господин капитан, я разоблачил… пришельца.
Фолк внутренне напрягся.
— Кого-кого, ты разоблачил?
— Пришелец, господин капитан, абсолютно точно. Я лично…
И доноситель третьего разряда Точ Ких четко, пониженным голосом, рассказал Фолку следующее.
На днях, а именно, десять дней назад, он в конце дня обходил территорию порта, ну смотрел все ли в порядке, как обычно — значит, и в ремонтном цехе нашел пьяного клепальщика. Прямо у раздевалок валялся — пьяный в хлам. Никого уже не было, смена закончилась, а этот горячительного перебрал, ну и не смог уйти. У них — у рабочих-то, случается — отоспятся немного и к ночи, тащатся до проходной. Домой, значит.
Фолк слушал молча, решив, что в том случае, если доноситель ничего толкового не расскажет, а лишь нагонит тумана, то просто так разговор этот не пройдет — Фолк разобьет ему всю его харю, и потом… Нет, просто разобьет и все.
Точ Ких продолжал говорить:
— Я попытался разбудить его, но он начал ругаться, и ругаться не по-нашему. Много лет назад я служил в лагере для военнопленных, еще в молодости, тогда давали повышение для выходцев из черных каст, и я…
— Дальше.
— Я знаком по службе с разными языками, многих слышал, но не такого. Пьянчужка даже всплакнул, представляете?
— Представляю.
— Ну, а потом сказал, ясно так сказал…
— Что?
— Он сказал так: — «ваш мир — такое дерьмо.» И все. Конечно-же сама эта фраза может означать что угодно, но если сопоставить с той его, непонятной, чужой речью… Язык совсем незнакомый, нет такого на Тверди, да и еще зовут его Роук Вак, устроился в порт семь лет назад. Я поднял архив и выяснил, что о нем много хлопотала его… э-э, тетя — Тосия Вак. Работает она врачом в местной больнице, сама из разжалованных в черную касту, из бывших распорядителей она. Муж умер после ареста, сын тоже осужден. За что — не знаю. У них там целое гнездо, полагаю. Роук живет в одном доме с Тосией Вак, дом номер пять, улица Вторая, первый подъезд, второй этаж, комната номер пять. Работает в порту, как я уже доложил вам, семь лет. Пьет. Правда, что странно, но последнюю неделю ходит трезвым, заболел — я думаю.