Тихо вскрикнув, пленник поджал левую ногу. Растерянное лицо молодого, лет двадцати пяти, мужчины скривилось от боли. Щуплый грубо толкнул скрюченную фигуру прикладом. Несчастный упал. Раздался короткий мат. Солдат наставил на лежащего карабин и что-то пролаял. «Скоморох» поднялся. Австрияк тут же пнул пленника пониже спины. Тот едва не плюхнулся снова.
— Кажись, наш, — шепнул справа бородач Агафонов и поправил чёрную кубанку с малиновым верхом.
Пленный русский офицер? Возможно.
— Куда вы меня ведёте? — взвизгнул молодой человек.
От звонкого, полного отчаяния, голоса левый кулак непроизвольно сжался на рукоятке шашки.
— Vorwärts! Schneller![3] — гаркнул рыжеусый ефрейтор. Остальные рассмеялись…
Роман Васильевич снял фуражку, достал из кармана платок и вытер мокрый лоб. Конвой с пенником скрылся за опушкой. Голицын проводил взглядом «скомороха» и надел фуражку. Козырёк по уставу — чуть ниже бровей.
— В штаб повели. Не иначе, — шепнул Агафонов.
Подпоручик вынул из кармана золотой брегет. Подарок отца по случаю окончания Пажеского Его Императорского Величества корпуса. Отщёлкнул крышку и взглянул на циферблат. Два пополудни.
«Скоморох» спутал все планы. Бросать своих в беде не годится. Наслышаны, как немцы издеваются над русскими пленными. Решение принято, осталось продумать детали.
ООО «Либерсофт»
Хрен его знает, где.
Бум… бум… бум…
Каждый удар пульса отдаётся дикой болью в затылке и висках. Даже глаза разлепить трудно. Едва очухался и чуть снова не вырубился от чудовищной вони. Как ни странно, мозги вмиг прояснились, и зверская боль в башке притупилась. Словно под нос нашатырь сунули. Вот только запах явно другой. Так неделю воняло в офисе, когда под полом мышонок сдох. Тутошняя вонь насыщеннее, ядрёнее. И рядом что-то гудит. Трансформаторная будка? Похоже.
По ощущениям — лежит на спине. Под головой нечто плотное, вроде ткани. С трудом открывает глаза. Перед мутным взором струится лёгкий туман. Тоха моргает, и башка отвечает тупой, ноющей болью. Тут же зажмуривается. В биокомпьютере, именуемом мозгом, хаотичный поток электрических импульсов пытается сложиться в мысль. Не выходит. Застонав, Тоха вновь приподнимает тяжёлые веки.
Нет, туман реальный и на самом деле струится.
Во рту, будто кошки нужду справили. И малую, и большую. Господи, до чего ж муторно!
На фига, спрашивается, мешал вискарь с водкой и коньяком? Дятел! Зарёкся ведь — только вискарик, чуть-чуть. На слабо взяли. Всё Борька, гад, подначивал — будь мужиком, мля! Тоха ни в жизнь бы не повёлся на столь откровенную лажу, но на него с интересом смотрела Ксюха. Ради такого взгляда многое бы отдал. Вот и показал себя «мужиком». Довыёживался, хомяк хренов!