Вдруг Путилин круто остановился.
В ту же секунду, испустив короткий крик, красавица Аграфена одним прыжком бросилась на него.
В руках ее сверкнул огромный нож, которым она взмахнула над шеей Путилина.
— Убирайте того! — громко крикнула она.
Из канавы, как белые привидения, выскочили трое разбойников, и два из них бросились на меня, а третий — на помощь к разбойнице.
Быстрее молнии я выхватил револьвер и выстрелил в негодяев.
Один из них с воем и хрипом раненого кабана грохнулся на снег.
Вслед за моим выстрелом, почти одновременно, гулко прокатился второй.
«Господи! Слава Богу! Стало быть, жив Путилин!» — пронизала меня радостная мысль.
Негодяй с ножом на меня наседал. Отстреливаясь от него, я обернулся и увидел такую картину: разбойник, бросившийся на помощь к своей страшной сообщнице, корчился на снегу, очевидно раненный, а Путилин с Груней катались по снегу в упорной, ожесточенной борьбе.
— Помоги, друг… Это не женщина, а дьявол! — хрипел Путилин.
— Отрежу! Сейчас отрежу твою поганую голову! — неистово-дико кричала страшная злодейка.
Я видел, как нож сверкал в воздухе и опускался на Путилина.
Не помня себя, я бросился к нему на помощь, но вдруг страшным ударом рыжего детины, по которому делал промахи, был сшиблен с ног.
— Попались дьяволы! — захрипел он.
Я закрыл глаза, приготовившись умереть.
— Держитесь! Напрягайте последние силы! — вдруг загремели голоса.
Я раскрыл глаза, потрясенный, недоумевающий, и увидел, как разбойник, уже заносивший над моим горлом нож, задрожал, выпустил меня из своих железных объятий и бросился бежать.
Я быстро вскочил на ноги, не веря произошедшему чуду: со всех сторон из леса к нам бежали полицейские и солдаты.
Груню отрывали от Путилина. Она так крепко и цепко впилась в него, что потребовались усилия нескольких полицейских, чтобы оторвать ее от моего друга.
— Ты жив? Не ранен? — подбежал я к нему.
— Кажется, не ранен! — хладнокровно проговорил Путилин.
— Ну и баба! — громко смеялись солдаты и полицейские, обрадованные, что мы живы. — Этакая силища!
Они крепко держали ее за руки. Красавица Аграфена вырывалась из их рук отчаянно. Она волочила за собою то в ту, то в другую сторону четырех здоровых мужчин!
— Ну, здравствуй, Грунечка! — подошел к ней Путилин. — Небось догадываешься, кто я? А? Я — тот самый, которому ты хотела отрезать двенадцатую голову.
— Постылый! Эх, жаль, сорвалось! — исступленно вырвалось у нее.
Лицо ее было страшно. Красивые глаза ее почти вышли из орбит и метали пламя какого-то животного бешенства.
— Ну, а теперь, господа, скорее, скорее к притону! Оцепите всю местность, да, кстати, подберите этих негодяев. Они, кажется, еще живы! А красавицу мою держите крепче!