Олимпиада Андреевна учила с ним немецкий.
И когда он особенно уставал, он всегда видел рядом с собой Марью Андреевну, которая работала больше него, которая училась с ним, и учила его, и оставалась неизменно спокойной и сдержанной. Откуда у нее брались силы? Павел заметил, что даже после многих часов работы она сидит прямо, не прислоняясь к спинке стула.
Когда он провалился на экзамене по аналитической химии, он решил, что все это — не нужно.
Не нужна учеба, от которой в голове остается только тяжелая, словно сплетенная из колючей проволоки путаница формул и наименований химических реакций. Не нужны иностранные языки, если Олимпиаде Андреевне приходится как сквозь сито отсеивать из его немецкой речи английские, французские и русские слова. И, главное, не нужна проблема, за которую не решился взяться сам академик Вязмитин, потому что по мере изучения химии Павел все больше понимал ее фантастичность и неосуществимость.
— Вам, Павел, необходимо отдохнуть, — решила после экзамена Марья Андреевна.
Павел хотел сказать, что он действительно очень устал, что больше не может. Но вместо этого он угрюмо буркнул:
— Я понимаю — вам надоело. Но я не очень нуждаюсь. Если так — сам обойдусь.
После он подумал о том, что, вероятно, за всю жизнь с Марьей Андреевной так не разговаривали, и все же извиняться не пошел, а обвязал голову полотенцем и сел за учебники. Через несколько минут в его дверь постучала Марья Андреевна.
— Выпейте чаю, — тихо, без упрека, предложила она.
— Не хочу, — ответил Павел. Если бы он мог, он бы заплакал. Он выпил чай.
Через неделю он сдал экзамен по аналитической химии.
Он похудел, шея у него стала тонкой, нос и подбородок заострились, глаза приобрели нездоровое выражение.
Он жил «на всем готовом». И даже наедине с собой умел забыть о том, что за три года не принес в дом и трех рублей. Об этом еще будет время подумать. Позже. Только бессознательно избегал встреч со старыми товарищами. И не потому, что не было и минуты свободного времени. Боялся, что скажут или подумают: «В нахлебники пристроился».
Да, вот так. В нахлебники! «На всем готовом»! Как в санатории!..
К черту! В тысячу раз легче работать самую трудную работу, чем жить так, как он живет.
Видел он когда-то бегуна на марафонской дистанции. Пот заливал ему глаза. С шумом дышал. Казалось: совсем выдохся. Сейчас упадет. Но — бежал. Можно ли было требовать от этого бегуна, чтобы он на бегу занимался каким-то делом? Скажем, шил себе рубашку? Или чтоб разговаривал с друзьями?
…Три года. Три года изо дня в день шестнадцатичасовой рабочий день, без выходных, без кино и театра, и три года рядом с ним по шестнадцать часов в день — Марья Андреевна.