Марья Андреевна задумалась.
— Нет, — сказала она. — Тут другое. Не знаю только, поймешь ли ты меня. Вот ты — лечишь детей. Спасаешь их здоровье, а иногда и жизнь. Но лишь только ребенок выздоровел, — ты этим вполне удовлетворяешься?
— Вполне. Но при чем здесь дети?
— Я много думала над этим… Как у нас в старину и сейчас на Западе создается будущее человека?.. Что обеспечивает это будущее?.. Что должны дать ему родители и родственники для успешного будущего?..
— Ну, не знаю. Очевидно, богатое наследство, знатное происхождение. Может быть, помочь ему удачно жениться.
— Да, это верно. Но ведь в наших условиях люди, как правило, не оставляют большого наследства. А если оно и бывает значительным, то не настолько, чтобы стать решающим в том, как будет жить наследник в будущем. Не так ли?
— Да, пожалуй.
— Что же касается знатности или удачной женитьбы, то это отпадает само по себе. Но что же остается? Что мы, старые люди, должны оставить своим наследникам?
— Свои знания?
— Нет. Они учатся в современных учебных заведениях и знают нередко больше нашего. Но если мы верим, что революция была не каким-то случайным мужицким бунтом, а исторической необходимостью, если мы верим, что на земле будет установлен самый лучший порядок из всех, какие когда-либо существовали, что будет коммунизм, каждый из нас, должен передать молодому человеку, — а он, вероятно, будет жить в это время, — лучшее из того, что в нем есть: добросовестный человек — свою добросовестность, трудолюбивый — свое трудолюбие, ученый — свои знания, поэт — свое понимание прекрасного. И делать это, мне кажется, нужно не со всей «молодежью», как это пытаются некоторые неумные авторы брошюр о социалистической морали. А с конкретным, определенным человеком. Пусть с одним, пусть с двумя за всю жизнь. Пусть это будут твои дети. Или пусть чужие станут твоими детьми. Но это — самое главное дело твоей жизни…
— Я, Маша, совсем перестаю тебя понимать. А как же Алексей? Ведь если тебя послушать, то выйдет, что Павел тебе больше сын, чем Алексей, которого ты не только родила, но и воспитывала с первых дней его жизни.
— Я тебе отвечу. Извини, я возьму пылесос, включу его, и будем продолжать разговор. Так вот, об Алексее. Я — таким сыном, а ты — таким племянником можем гордиться. За всю жизнь, сколько мы его помним, он ни разу не сказал неправды. Он не совершил ни одного поступка, о котором я, ты да любой здравомыслящий человек мог бы плохо подумать. Кстати, ты помнишь, как он привел к нам Павла? С распухшим носом, в залитом кровью ватнике. Я этот ватник сохранила. Я думаю, что придет время показать его Павлу. А может быть, уже сейчас пришло это время?.. Да, но ведь я не об этом… Я об Алексее. Мальчику при его характере очень не хотелось приглашать к нам Павла. Он не знал, как мы это встретим. И все-таки он привел его. Потому что не мог иначе. Он очень хороший человек, наш Алеша. И отличный химик. Но уж слишком он рассудочен. Уж слишком много знает о своем деле. Уж слишком убежден, что то, что сказано в учебниках, — непреложно. А вот в Павле есть эта черта недоверия к тому, что пишут в учебниках и что говорят профессора. Самая важная и необходимая в науке.