Впоследствии Петр Афанасьевич перенес этот срок до того времени, когда Пете нужно будет в школу, в первый класс, и дал Клаве слово, что это — окончательно.
…— Нет, Клава, плохо мы играем, — сказал жене Петр Афанасьевич, укладывая на место облигации. — Ничего не выиграли. Близко есть — на два номера, а нашего нет.
— Жалко, — искренне огорчилась Клава.
Она слегка нахмурилась, словно к чему-то прислушиваясь. Петр Афанасьевич погрузился в газету. Петя вытащил из-под своей кроватки ящик с игрушками. Он уселся на коврике — настолько потертом, что в центре его проглядывали толстые нити основы, а по краям от ярких цветов остались лишь бледно-розовые пятна, — и принялся сооружать из кубиков компрессорный цех.
Внезапно Клава побледнела, закусив губу, привычным движением сложила вязанье, осторожно поднялась и подошла к кровати — снять со спинки грелку.
Петр Афанасьевич глянул на нее, встал и, морщась от боли, которая словно передалась ему, спросил:
— Опять печень?
— Да, — коротко выдохнула Клава.
— Что же ты… за грелку, — сказал он досадливо. — Я сам согрею и дам.
— Поменьше воды налей в чайник… Чтоб скоро…
— Знаю.
Когда он вернулся из кухни, Клава лежала на диване, неудобно опустив голову рядом с подушкой. Завернув грелку в полотенце и подавая ее Клаве, Петр Афанасьевич ворчливо начал:
— Когда ты, наконец, по-настоящему за лечение примешься? Говорим, говорим — и все без толку…
— Ты мне скажешь об этом в другой раз, — сверкнула Клава расширенными от боли зрачками.
Присев на край дивана, Петр Афанасьевич поправил подушку, достал из кармана платок и осторожно вытер Клаве лоб.
— Тише! — прикрикнул он на Петю, затарахтевшего игрушечным поездом. — Подойди сюда!
Петр Афанасьевич посадил малыша на колени и ласково погладил его по голове своей большой, сильной рукой.
Петя посмотрел на маму, утих.
С острой жалостью взглянув на терпеливое лицо жены, Петр Афанасьевич провел платком по ее шее.
Никто бы не узнал теперь в этой легкой, худой, плоскогрудой женщине с острым лицом и частыми морщинками на лбу веселой хохотушки, кругленькой и подвижной, как шарик ртути, девушки-штукатура.
Петр Афанасьевич познакомился с Клавой за четыре года до войны в Грозном, на строительстве новых нефтепромыслов. Клава, как, впрочем, и Петр Афанасьевич, очень любила сладкое, и он быстро разгадал эту ее слабость, ловко оттеснив своих довольно опасных соперников.
В начале войны Петр Афанасьевич ушел в армию. Клава вместе со своими подругами поступила на краткосрочные — по военному времени — курсы медицинских сестер. Вскоре она была призвана.