Если, однако, Прексасп был убит первым и не успел при этом издать ни звука, то почему тогда убили и девушку? Была ли она с ним? Пыталась ли убежать?
Он тяжело вздохнул. Это было ужасно, нелепо и очень горько. Все вопросы, которые он себе задавал, скорее всего останутся без ответа. Как сейчас, так и утром. Если, конечно, не найдутся следы. Не затоптанные людьми и не уничтоженные преднамеренно.
Среди его печальных мыслей вдруг мелькнула одна, как ему показалось, вполне разумная. Единственным, кто мог быть уверен, что его во сне не убьет какой-нибудь сумасшедший убийца, был сам убийца. Он один мог спокойно спать. А что, если ходить всю ночь из одного конца долины в другой и проверять, кто спит? Нет. Могли спать и невиновные, просто заснувшие от усталости. А убийца, возбужденный своим деянием, будет бодрствовать или делать вид, что спит. Деметрий представил, как он бродит вдоль привала, толкая всех лежащих, и из предосторожности убивает каждого, кто не вскакивает сразу.
Ночная ночь, пустынная пустыня… Песчаный песок, ветреный ветер, морское море. Почему поэты говорят о бездне ночи? Вот она нависла над ним и не засасывает его, а скорее давит. Почему они говорят — бесконечная пустыня, море из песка? На самом деле она вот такая: пустынная, безлюдная, убийственная. Море цвета вина. Коварное, спокойное, волнующееся, пенящееся, убаюкивающее, разрушающее, сохраняющее жизнь, убивающее, богатое рыбой, богатое водорослями, соленое. Тысячи признаков, которые важнее, чем цвет. А бесчисленные цвета, которые не имеют ничего общего с вином? Темное, как вино, — таким море бывает только тогда, когда над ним собирается разразиться шторм. Значит, тогда оно угрожающее. А когда вино было угрожающим?
Так он сидел, погруженный в свои мысли, которые были, возможно, и разумны, но бесполезны, жевал свою веточку, всматривался в ночь цвета вина и прислушивался к застывшему прибою пустыни. На небе, на том его участке, который позволяли видеть скалы, обрамляющие долину, плыли своим привычным курсом звезды или, быть может, брели по пустыне, никогда не ошибаясь. Четыре из пяти костров погасли, пятый тоже догорал. Деметрий все отчетливее видел очертания сидящих и лежащих людей, камней, поклажи, сброшенной на землю. Чуть подальше в утренней дымке стали проступать контуры горбов спящих верблюдов. Время от времени он слышал тихий звук камешков или песка, осыпающихся с остывших скал, крик ночной птицы, отдаленное рычание льва, шорох маленьких грызунов, крупных насекомых или крадущейся змеи. Он ощущал хорошо знакомые запахи людей и верблюдов, пота и металла, хлеба и золы.