Мама чуть улыбнулась, вздохнула, плотнее закуталась в шаль, бесшумно встала (и как ей каждый раз удается вставать, садиться, открывать-закрывать двери, выдвигать ящики, мыть посуду абсолютно бесшумно?) и вышла. Через несколько минут она вернулась с томиком Ибсена, положила книгу на колени, посмотрела на дочь все с той же грустной, и вместе с тем иронической полуулыбкой, и положила, наконец, перед ней фотографию, выудив ее тонкими пальцами где-то из середины книги.
— Вот. Это твой отец.
На Таю смотрел полный, пышущий здоровьем молодой человек, в невероятно старомодных круглых очках, — ну чисто доктор Айболит, что под деревом сидит. Под пальмой. В Африке. Пока спасал бегемотиков, — загорел, видимо. В отличие от предыдущей фотографии, где маму обнимал пожилой негр, он был мулат, как она. Они были похожи — у нее те же широкие скулы, полные губы, а вот кудри были мамины — крупные, легкие, каштановые, с медным отливом на солнце. Волосы же отца были черные, негритянские — мелким бесом. И удивительно добрые, теплые глаза. Неужели он бросил ее?
— Ати не бросал нас — он пропал без вести в экспедиции. После окончания медицинского в Питере, он уехал в Африку, с командой таких же молодых врачей-энтузиастов. Они организовали экспедицию в отдаленные места, в поисках затерянных племен. Их целью было оказание медицинской помощи отсталым племенам, с одной стороны, и изучение их методов лечения на основе трав и ритуалов с другой. А также изучение существующих среди них заболеваний и инфекций. Их было двенадцать — восемь студентов и четыре преподавателя (кажется, среди них был даже какой-то пожилой профессор), и больше их никто не видел. Их искали в течение двух лет, но безрезультатно.
— Мам… Если мой отец такой герой — почему до пятнадцати лет ты молчала? Что постыдного в благородном подвиге? Почему портрет не висит на стене? Почему родственники не приезжают?
В этих словах был небольшой укор, но мама улыбалась. Тихо, внутренне, и… светло. Видимо испытывала, наконец, какое-то облегчение.
— Почему портрет не висит…? Видишь ли…Мы поссорились перед его отъездом. Он не знал, что я беременна. Я собиралась ему рассказать в романтичной обстановке, но перед этим друзья намекнули, что видели его с другой девушкой. Возможно, повода не было, но я приревновала и устроила скандал. Он обиделся, оскорбился, и уехал, не попрощавшись, не встретившись, не поговорив…
— Так он не знал?
— Ну… может быть догадывался. Он все-таки врач. А может быть ему кто-то сказал. Но это вряд ли. Никто не знал.
— Да уж. Зная тебя, мам, — вряд ли кто-нибудь знал!