— А товарищ Эрле согласна?
Эрле прикрыла до половины лицо цветком и сказала:
— Согласна!
После белого, как снег, сливочного лебедя из миндаля и сахара — совсем во вкусе московских боярско-купеческих пиров — и искристого розового шампанского — все, все было в древнем стиле! — начались речи гостей.
Кто говорил прозой, кто стихами; были яркие сравнения и бросались блестящие образы. Один товарищ даже пропел приветствие звонким, как стеклянный колокол, тенором; но не было ни одного экспромпта, удовлетворявшего одноминутному сроку. Иные растягивались на полторы минуты, иным не хватало несколько секунд, чтобы удостоиться премии. Очередь дошла до самого Ильи. Он встал и сказал:
Есть блаженное страданье
И, в союзе с красотой,
Есть блаженство в обладании
Воплощенною мечтой.
— Ровно одна минута! вскричал комендант, державший хронометр в руке, и ударил, как в гонг, в большое серебряное блюдо. (Работы древнего фабриканта Сазикова — пояснил он потом).
— Это даже несправедливо! — сказал председатель со смехом, — товарищу Илье все, и мимо нас скользнул, как быстролетный солнечный луч, никого не задев, поцелуй Эрле!
Эрле, улыбающаяся, бросила взгляд на Вольдемара, безмолвно сидевшего в конце стола. Он не притрогивался к еде, чувствуя себя отверженцем, и только пил. Комендант несколько раз хотел спросить его, кто пригласил его, но некогда было, и мешало хлебосольство.
Встал Вольдемар и сказал:
— Я тоже гость, и мне принадлежит последнее слово. Эрле, разреши!
Эрле кивнула головой.
Тогда Вольдемар вытянул вперед правую руку и откинул обшлаг рукава; позорно засверкало на его руке золото массивного гладкого браслета. Он произнес:
— Мертвый приветствует живых!
— Премия! — вскричала Эрле, побледнев, сама обошла стол, направилась к Вольдемару:
— Учитель, — вот мой поцелуй, и шопотом прибавила: — и наше прощение.
Он принял поцелуй, низко поклонился ей и всем и исчез в чаще кустарников, которыми зеленел угол эстрады.
Вскоре фигура его мелькнула у решетки воздушного балкона.
Невольно головы пирующих повернулись в ту сторону. Пир затянулся: плыли и клубились предзакатное облака, подобные гигантским опалам. Они удалялись в бесконечность, то и дело, меняя одни причудливые формы на другие. То они принимали очертания светозарных призраков— людей и животных, то развалин фантастических городов. Налетом серого пепла постепенно покрывались уже отсветы красной меди, в то время, как еще ярко горели раскаленные края облаков. Веяло беспредельностью и первозданной мощью с тускнеющих небес.
Вольдемара на балконе не было.