Что бы я подумал на месте Иггельда, когда кто-то из подчиненных повел себя подобным образом? Наверное, то же, что и он. Я предположил бы, что меня специально отпустили, чтобы я указал дорогу к Институту, и сейчас усилил бы оборону. Наверняка Иггельд так и сделал, а значит, выбираться будет сложно, и вдвойне сложно – вести осаду.
Вот так думаешь, что способен прогнуть мироздание под себя, изменить прошлое, а на практике получается, что оно тебя вообще не берет в расчет. Ты мнишь себя главным действующим лицом этой пьесы, а на деле ты обычный статист в чужой игре. Ничего, это мы еще посмотрим!
Кое-как я поднялся на локтях и попытался осмотреться. Поначалу предметы кружились и смазывались, не удавалось сфокусировать взгляд, когда наконец круговерть остановилась, я обнаружил себя в обезьяньей клетке, в наручниках и на цепи, вбитой в стену.
Ты умеешь пользоваться отмычкой, да, но попробуй дотянуться до двери!
– По-про-буй, – попытался сказать я, но изверг набор непонятных звуков, на которые откликнулась обезьяна за стенкой:
– У! У-у, у-у-у!
Клетки располагались на одной стороне, напротив была белая стена и запертая дверь, тусклая лампочка над ней давала анемичный свет. Цепь была достаточно длинной, чтобы встать, и слишком короткой, чтобы дотянуться до стены. Покачиваясь, я поднялся, подергал цепь, но она, естественно, не поддалась. Только башка разболелась. На четвереньках я обследовал пол сантиметр за сантиметром, но не нашел проволоку, булавку или спичку.
Сел, осмотрел цепь и прикинул, получится ли себя удавить при необходимости, потому что предстоящая процедура страшнее смерти. Хуже всего, что я раскрою план Пригоршни.
Все время я жил для себя, а теперь собственной жизни осталось несколько месяцев – смысл за нее цепляться? Пришла вполне здравая мысль о том, что не цепляться еще глупее, впереди – небытие. Даже если допустить существование загробной жизни и реинкарнаций, это буду не я, а совершенно другое существо.
Так что пока отставить декаданс!
Мозг так буквально воспринял команду, что начал думать о дальнейшей жизни под программой, утешать меня, что все не так уж и страшно, я вылечусь и научусь жить заново, буду верить в великую идею освобождения славян из-под семитского ига… Все равно основы моей личности останутся, я буду продолжать существовать, радоваться жизни, познавать неведомое, мало того, у меня появится больше возможностей.
Другой неизлечимо больной с радостью променял бы условную свободу на долгую жизнь, для меня это неприемлемо.
Опершись о стену, я начал лихорадочно думать, искать выход, но бегал по кругу. Без посторонней помощи мне не выбраться. Пригоршня придет через несколько дней. Можно попытаться освободиться, когда Иггельд повезет меня в лабораторию, но он не настолько глуп, чтобы предоставить мне такой шанс.