Спокойно в тёмной глубине неба мерцали звёзды. Стояла бабушка Гуан у своей фанзы, старенькая, сгорбленная, с седыми волосами, заложенными в маленький узелок на макушке, в стареньком, с большой заплатой на плечах платье, стояла и думала. Думала о своём сыне, о своём внуке Шао Яне; какая у него будет жизнь?
Точно на крыльях.ветра прилетали в село вести о далёкой армии Мао, о славных её делах. Не знала бабушка Гуан, живы ли её сын и внуки - отец и старшие братья Шао Яня. Десять лет уже они на Севере. Ушли на Север бороться с неправдой! Победить неправду! Приходили от них люди,: говорили: живы, здоровы… А где они теперь?
Бабушка Гуан снова вошла в комнату и села за работу, поближе к слабенькому огоньку коптилки. Нужно было шить, но руки не поднимались. Где же так долго задержался Шао Янь?
Шао Янь пришёл, когда бабушка Гуан, глядя на угасающий фитилёк, решила: «Догорит фитилёк - пойду узнавать, где внук и что с ним случилось!» Но вдруг, неожиданно подняв голову, увидела перед собой Шао Яня. Он вошёл совсем неслышно, рубашка была окровавлена. Шляпу он держал в руке и смотрел на бабушку Гуан неподвижными тёмными глазами.
- Что случилось, Шао? - опуская руки на колени, только и смогла спросить бабушка.
Волнение перехватило ей дыхание.
- Я пришёл не один, бабушка, - поспешно сказал Шао Янь.- Со мной Сю, Ень и новая девочка из Ханьпу… Они голодны…
Бабушка Гуан отложила трясущимися ру ками свою работу,
- Что с тобой, Шао? Кто тебя так?
- Бабушка, не волнуйся… Он не выгонит меня с работы… Завтра я пойду с носильщиками в Чо… на рынок…
- Кто не выгонит? За что тебя гнать? Сердце бабушки Гуан болезненно сжалось.
Не узнал ли помещик об отце и братьях Шао Яня? Какую беду пережил сегодня её внук? Она растерянно, неуверенной походкой подошла к коптилке, поправила фитилёк, достала с полочки миску с кашей, развернула укутанный в одеяло чайник с тёплой водой.
- Шао Янь, - просила она, - расскажи мне всё, мальчик мой, не скрывай ничего…
В фанзу вошли Сю Ли, Ли Ень и Цзун-Цзунгу. Они нерешительно остановились в дверях, молчаливые, измученные, изнурённые. У девочек лица были заплаканы. Цзун-Цзунгу смотрела на бабушку глазами, полными слёз. Щека Цзун-Цзунгу, рассечённая плёткой надсмотрщика, вспухла и посинела.
Бабушка схватилась обеими руками за голову, заохала, засуетилась ещё больше, налила в чугунок холодной воды.
- Умойся, Сю!… И вы умойтесь, Ень, и ты, девочка!… Это вы только с работы! Маленькие вы мои!
Бабушка Гуан прикладывала к щеке Цзун-Цзунгу смоченное в холодной воде полотенце, растирала плечи Еню и утешала Сю, которая вдруг, забившись в тёмный уголок, расплакалась горько и безутешно.